Улей Хеллстрома
Шрифт:
– Мадам, я не буду описывать вас ни для кого-либо, ни даже для себя. Такова моя обязанность перед Агентством: вы все остаетесь безымянными и безликими. А что же касается тех женщин, Хелльстром доверял им достаточно, чтобы назначить в правление своей корпорации. Это крайне нас интригует. И мы намерены удовлетворить свое любопытство. Обратите внимание, что по документам Калотерми является вице-президентом, а другая женщина – секретарем-казначеем, и в то же время каждая из них владеет лишь одним процентом акций.
– Сколько им лет? – спросила она.
– Совершеннолетние.
– Они путешествуют вместе с Хелльстромом?
– У нас нет на этот счет никаких сведений.
– И вы даже не знаете, есть ли у этих женщин мужья или привязанности? – продолжила она.
Густые брови Перуджи начали уже в гневе опускаться, но он удержал их, заставив голос звучать ровно, чтобы не выдать своего разочарования этим пробелом в своих знаниях:
– Да, мы не знаем этого.
Однако она догадалась о его состоянии, потому что задала тот же вопрос и о Хелльстроме:
– А Хелльстром, он женат или в связи с кем-нибудь?
– Мы и этого не знаем. В этих папках находится все, что мы имеем к настоящему времени.
– Все? – фыркнула она. – Сколько лет Халльстрому?
– Предположительно тридцать четыре. Он жил на ферме и первые семь лет получал образование дома. Его бабка Трова Хелльстром была дипломированной учительницей.
– Я закончила с обязательной программой, подготовленной заранее, – сказала она, постучав по папке. – Значит, только тридцать четыре. Я задала этот вопрос просто, чтобы подчеркнуть, что он довольно еще молод для того, чтобы поднять такую бучу.
– Не так уж и молод.
– Вы сказали, что он читает лекции и время от времени проводит семинары и коллоквиумы и что он учился на нескольких факультетах разных университетов. Как сумел он получить столь ответственные назначения?
– О, благодаря своей репутации.
– Гм-м! Что нам известно о его помощниках?
– Его технический персонал, деловые связи… вы все это прочитали в папках.
– И его банк в Швейцарии. Интересно. Какие данные о его состоянии?
– Только те, что в досье.
– Рассматривали вы возможность осторожного наведения справок через его адвокатов?
– Вы что, принимаете нас за кретинов? – спросил Перуджи.
Она молча посмотрела на него, а потом тихо произнесла:
– Я же сказала «осторожного».
– Его законный адвокат, как вы могли заметить, уроженец Фостервилля – совсем маленького городка, – терпеливо объяснил Перуджи. – Связь между двумя собаками не может быть осторожной, как вы изволили выразиться здесь.
– Гм-м!
Перуджи посмотрел на лежащие перед ним папки. Она, конечно, знала, как и все остальные, что он не сообщил им всего. Это естественно, но у нее не было возможности знать наверняка. У нее не было ничего, кроме подозрений.
– Встречался ли кто-нибудь из наших людей с этим Хелльстромом? – спросила она.
Перуджи посмотрел на нее, удивляясь: «Почему остальные позволяют ей быть их представителем? Более чем удивительно!»
– Как вы возможно знаете, у Шефа есть связи с вице-президентом банка, ведущим финансовые дела кинокомпаний, обычно занимающихся продажей фильмов Хелльстрома. Этот вице-президент встречался с Хелльстромом, и у нас есть его отчет, который вскоре будет передан вам на руки.
– Этот банк не связан с компанией Хелльстрома?
– Нет.
– Вы уже прощупали наши связи в Швейцарии?
– Здесь нет мошенничества, и поэтому мы не можем открыто получить доступ к банковским счетам в Швейцарии. Но мы еще попытаемся использовать и этот путь.
– И какое впечатление произвел Хелльстром на этого вице-президента?
– Способный человек, довольно спокойный, хотя иногда взрывается, когда затронуты его собственные интересы… особенно в вопросе экологии.
– Сколько он платит своим сотрудникам?
– По шкале профсоюза гильдии, но на нескольких человек данных о налогах мы не имеем.
– А эти две женщины?
– Вероятно, их держит нечто иное, нежели деньги. Мы полагаем, что они живут на ферме, но декларацию о доходах они не посылают. Предполагается, что Хелльстром не так уж щедр – а может тут какое-то мошенничество. Пока что мы не можем, сказать. Из виденных нами записей следует, что кинокомпания не приносит дохода. Весь доход, похоже, уходит на деятельность, очевидно законную, носящую образовательный характер.
– Может ли эта ферма был подпольной школой?
– Некоторая часть молодых людей остается там для обучения производству фильмов и для изучения экологических проблем. Подробнее об этом в отчетах.
– Подробнее, – повторила она ровным голосом. – Можем ли мы предполагать, что его ферма была подвергнута инспекции, ну, строительной или что-то в этом роде? Ведь в Орегоне должны быть приняты соответствующие законы.
– Инспекцию проводят местные власти, и точность информации, основывающейся на этих инспекциях, остается под большим сомнением. При первой же возможности мы обновим наши данные.
– А технический персонал Хелльстрома, его операторы и так далее – они профессионалы в своем деле?
– Они делают работу, заслуживающую высокой оценки.
– Но сами люди, к ним относятся хорошо?
– Можно сказать и так.
– А что скажете вы?
– Вопрос не имеет особого смысла, кроме как указателя направления дальнейших вопросов. По нашему мнению, преуспевающие в кинобизнесе люди стремятся добиться внешнего восхищения от своих коллег, но часто за этим скрывается глубокая ненависть. Восхищение, в обычном понимании смысла этого слова, мало подходит к этой ситуации, ну, может только свидетельствуете компетенции и доходе.