Улица Оружейников
Шрифт:
— Ты забыл, что русские делают еще и ре-во-лю-ци-ю! — воскликнул сын писаря. — Их за это аллах накажет, мой отец так говорит.
Насыр-ака вдруг рассердился:
— Хватит об этом болтать! Хватит спорить. Нас не интересует революция. Мы все — верные дети эмира. Мы все — верные дети нашего мудрого эмира, и мы — правоверные мусульмане. Хватит об этом. Теперь мы будем читать коран. Кто знает наизусть первую главу нашей священной книги? Как она называется?
— «Фатиха», — ответили ребята.
Первую главу все знали. Она самая
— А как называется вторая глава?
— «Корова», — ответило несколько голосов.
— Пусть же Талибджан начнет читать коран со второй главы.
— «Во имя аллаха милостивого, милосердного! Эта книга — нет сомнения в том — руководство для богобоязненных, тех, которые веруют в тайное и выстаивают молитву, из того, чем мы их наделили, расходуют, и тех, которые веруют в то, что ниспослано тебе и что ниспослано до тебя, и в последней жизни они убеждены…»
Не очень-то понимая, что он сейчас читает, да и не вдумываясь, Талиб продолжал до тех пор, пока учитель не остановил его:
— Достаточно. А теперь пусть кто-нибудь расскажет, как аллах сотворил землю и небо.
Встал сын писаря.
— Аллах сказал: «Будь», и все само появилось, — уверенно начал он. — Сначала он создал небо и землю, установил даже целых семь небес, а самое ближнее небо украсил звездами и луной.
— Достаточно, — сказал учитель. — Пусть теперь кто-нибудь ответит, откуда появились горы.
Встал другой мальчик — сын купца — и сказал, что аллах бросил горы на землю для равновесия.
— А для чего создал аллах животных? — опять спрашивал учитель.
— Для того чтобы люди ездили на них и питались ими, — отвечал еще один из учеников.
Так продолжалось долго.
В других классах уроки кончились, и ребята, подхватив сумки, убежали домой, а Насыр-ака все еще занимался кораном. Он был настойчив и раздражителен, ругал ребят за малейшие ошибки и похвалил только сына писаря, хотя он отвечал не лучше других. Наконец и он отпустил учеников.
— Уф, — выдохнул он, оставшись наедине с Талибом. Насыр-ака вытер пот со лба и грустно улыбнулся мальчику. — Тяжелое дело — быть учителем в Бухаре. Понимаешь?
Талиб кивнул. Они вышли во двор. Солнце растопило снег, он уже стек с крыш, во дворе на солнцепеке стояли лужи, а в теневых углах лед не таял.
Возле калитки стоял тот водонос, который утром просил Талиба замолвить словечко перед учителем. Мальчик совсем забыл о нем и сейчас, вспомнив, засуетился:
— Насыр-ака, это к вам. Он хочет, чтобы вы приняли его сына в свою школу.
Настроение у Насыр-ака было мрачное. Он подозвал водоноса, выслушал его просьбу и сказал, что у него в начальном классе и так много ребят, пусть, мол, водонос придет на следующий год, с осени.
— О учитель, — сказал водонос, — мой отец был неграмотным, я сам не могу поставить свою подпись, неужели и мой сын будет несчастным водоносом? Помогите мне! Я хочу, чтобы мой сын стал муллой, чтобы
— Насыр-ака, — робко произнес Талиб, чувствуя себя связанным утренним обещанием, — я сказал, что вы принимаете всех…
— Ваш сын совсем нигде не учился? — спросил учитель.
— Нет, он учился. Он три года учился в старой школе, — поспешил ответить водонос. — Он знает наизусть все главные молитвы, он немножко умеет читать, но не умеет писать. Научите его писать, учитель.
— Сейчас середина года… — задумавшись, ответил Насыр-ака. — Если бы кто-нибудь…
Талиб угадал то, чего не успел сказать учитель.
— Я буду ему помогать, он догонит.
Насыр-ака поглядел на Талиба и согласился:
— Хорошо, приводите вашего сына.
Водонос очень обрадовался, поклонился учителю и Талибу и произнес слова, которые часто говорятся в таких случаях:
— Берите его, пусть он будет вашим рабом. Кости наши — мясо ваше! Бейте его до костей, учите, но пусть будет грамотным!
— Зачем вы так говорите? — возразил учитель. — У нас новая школа. Мы не бьем учеников.
Глава седьмая. Тени
Холод и сырость — главные враги чахоточных людей. Они друзья чахотки. Дядя Юсуп стал сильно кашлять. Утром он с трудом вставал, к середине дня немножко веселел, вечером же был совсем больной. Он не пропускал ни одной молитвы, и часто приступы кашля случались с ним в мечети. Тогда все молящиеся с неприязнью оглядывались на тощего черноглазого человека с впалыми желтыми щеками. Он мешал молиться.
К началу февраля дядя Юсуп совсем слег. На Талиба сразу обрушились все заботы по торговле, прекратились и спасительные визиты в богатые дома, где можно было отогреться и поесть. Нужно и дрова принести, и чай вскипятить, и в чайхану за едой сбегать. А тут еще занятия с сыном водоноса Ибрагимом. Он совсем не умел писать и читал тоже плохо. Однажды, когда дядю Юсупа бил очень сильный кашель и на губах его показалась кровь, Талиб не пошел домой к водоносу. Он решил пропустить один денек. Вечером водонос пришел сам. Он посидел возле больного, повздыхал и ушел, чтобы вскоре вернуться с женой и сыном. Не слушая возражений, они подняли дядю Юсупа и повели его к себе домой.
— Будете жить у нас. Все-таки и уход женский, и еда домашняя.
Дядя Юсуп не возражал, Талиб был рад этому. Вещи и товары перенесли в хибарку водоноса.
Мать Ибрагима готовила, мыла, стирала на всех и ухаживала за больным. Талиб продолжал вести торговые дела, сам разносил заказы и под диктовку дяди писал запросы на склады Самарканда и Ташкента.
Ибрагим, очень маленького роста, но широкий в плечах мальчик, оказался парнем толковым и веселым; грамоте он учился легко.