Улица Пратер
Шрифт:
— Куда ты направляешься, Тони? — спросила его тетя Вали.
Он ничего не ответил. Закрыл тетрадь, что-то невнятно пробормотал и выскочил на лестницу.
Он сам не знал, зачем вышел на улицу. Скорее всего, просто так — погулять. Но гулял Тони недолго и не заметил, как очутился перед домом, в котором живет Тощий. Вошел в подъезд, потоптался около доски с фамилиями жильцов, посмотрел, есть ли там Парди. Конечно, есть: второй этаж, квартира номер четыре. А что, если дверь откроет его мать? У Тощего она, конечно, есть. Вечером возвращается
Долго ли подняться на второй этаж! Правда, все зависит от того, как быстро человек идет. Тони двигался так, словно на каждой ступеньке собирался повернуть обратно. И зачем он только идет? Глупо! Но он уже перед дверью квартиры, рука на кнопке звонка. С какой бы радостью он убежал! И все-таки Тони нажимает кнопку. Потом стоит и шепчет про себя:
— Только бы их не было дома… никого…
Дверь открывается, и перед ним возникает Тощий. Тони не здоровается, Тощий тоже. Войти он не предлагает, но и не гонит. В конце концов Тони произносит:
— Ты, наверное, думаешь, что я пришел, потому…
Тощий стоит прямо перед ним, на лоб ему упали волосы. Нос широкий, рот тоже. Вокруг носа у него веснушки. А волосы падают прямо на глаза.
— Ни о чем я не думаю, Кочиш! — произносит он. — Что тебе нужно?
— Слушай, Тощий, слушай… дело в… — Тони гневно смотрит на него, смахивает тоже упавшие на лоб волосы.
Хорошая комната у Парди, солнечная. У окна — небольшой ковер. Они уже в квартире, но по-прежнему не знают, что сказать друг другу. Тони рассматривает ковер и, так как ничего другого не приходит ему в голову, говорит:
— Красивый ковер, как борцовый.
— Правда? — переспросил Тощий и тоже начал рассматривать ковер с таким видом, будто видел его впервые. Потом пожал плечами и сказал: — Вполне возможно. Давай посмотрим поближе. Теперь я знаю, зачем ты пришел, Кочиш!
— Ну, зачем? — спросил Тони.
И вот, когда они уже стояли на коврике, неожиданно и молниеносно последовал удар. Это была та самая оплеуха, которую Тощий задолжал Тони. Тони схватил Тощего за плечи, а тот боднул Тони в грудь и высвободил руку. Тогда Тони дал ему подножку, и оба повалились на «борцовый ковер». Вначале Тощий оказался снизу, но потом ловким движением вывернулся, навалился на Тони и зажал ему голову. Лицо Тощего, раскрасневшееся от усилий, было совсем близко.
— Ты, лопоухий, — прошипел Тони.
— Сам ты… — просипел в ответ Тощий и неожиданно усмехнулся.
У Тони тоже совершенно неожиданно вырвался смешок. Тощий вдруг засмеялся и отпустил его. Они сидели на ковре, смотрели друг на друга, красные, растрепанные, и заливались смехом.
— Здорово получилось, — сказал Тони.
— Неплохо, — произнес Тощий.
— Можно когда-нибудь еще разок попробовать.
— Хороший коврик, а?! — воскликнул Тощий.
Уже потом, когда они сидели за столом и рассматривали альбом с марками, Тощий спросил:
— Собственно говоря, почему ты не хотел заниматься вместе со мной?
Тони ответил, нимало не смущаясь:
— Потому что ты ужасно тощий, — и засмеялся.
— Такой же, как и ты.
— Ага.
— А это плохо? — задал вопрос Тощий.
— Конечно, — ответил Тони, — тебя любой побьет, если захочет.
— Ну, тебя может защитить кто-нибудь. У тебя есть приятель?
— Приятель? Нет, у меня нет друзей, ни одного.
Тони листал альбом с марками. Марки были классные, в основном спортивные и исторические, и среди них несколько таких, которые подошли бы к его собственным неполным сериям. Но внимание Тони лишь наполовину было занято марками. С горечью он произнес:
— Нет у меня друзей. Я уже пробовал дружить с Длинным, бутерброды ему покупал с ветчиной и чертежную бумагу. И подсказывал ему, как машина, без передышки… Он уже привык к тому, что я ему подсказываю, и совсем ничего не учил. Кочиш подскажет! И я подсказывал. А он вместо пол-Трансильвании — полк Трансильвании, вместо свержения короля — свершения короля, вместо король Кютень — король Кёпень… Сам не слышит, а еще возмущается: «Из-за тебя я схватил единицу! Ты меня сбил!» Мне никто не нужен, — продолжает Тони. — Вот я смотрю на чаек, которые кружат над Дунаем. Они взлетают — и фью, нет их. И никогда не возвращаются на прежнее место…
Тощий тоже рассматривал марки, но видно было, что они его почти не занимают. Немного помолчав, он сказал:
— Дома тебя, наверное, бабушка заждалась?
— Тетя. Ты с ней не разговаривал?
— Да. Она сказала, что ты очень; хороший, очень ей помогаешь и что даже сам готовишь.
— Я?!
— Угу.
Смех, да и только! Вот уж неправда! Один-единственный раз по просьбе тети Вали он вскипятил молоко, и то оно убежало.
— Она еще сказала, что ты — ее единственная опора в жизни.
Тут уж не до смеха. От изумления Тони едва смог вымолвить:
— Опора? Я? Она так сказала?
По дороге домой он все еще размышлял над этим. И что это тетя Вали выдумала? Смешно! Даже не смешно, а досадно.
Они сидели и пили чай, когда Тони вошел в комнату. В центре — толстая тетя Мили, которая во весь голос разглагольствовала. И говорили наверняка о нем. Иначе почему они так сразу замолчали? А тетя Вири глядела так, будто своими глазами видела, как он однажды дал пинка Мерседес.
Тони хотел, как видно, швырнуть портфель, но отчего-то передумал и вежливо поздоровался, осторожно поставил его на письменный стол, а пальто повесил на вешалку.
— Тоник, — спросила его тетя Вали, — не хочешь ли выпить с нами чашку чая?
— Почему бы и нет? С удовольствием. Я немного продрог.
Он чинно уселся и, обращаясь к тете Вири, спросил:
— Как поживает Мерседес? Все ли в порядке?
Она немного помолчала, словно взвешивая, стоит ли отвечать. Может, Тони над ней просто издевается? Но вид у него был такой невинный, что тетя Вири ответила: