Улица Теней, 77
Шрифт:
— Любое живое существо создает слабое электромагнитное поле, — указал доктор Игнис. — Возможно, в этом причина. Переносится все, что находится в зоне действия электромагнитного поля живого существа.
— Люди и раньше исчезали из «Пендлтона», — напомнила Марта Капп. — Дети Эндрю Пендлтона, в конце тысяча восемьсот девяностых.
— Разве их не похитили? — спросила Спаркл.
— Жена и двое детей, — уточнила Марта. — О похищении говорили, но их никто больше не видел. Они исчезли. Подробностей я не знаю. Сайлес Кинсли. Он живет в соседней квартире. Самопровозглашенный историк «Пендлтона». Он что-то говорил о насилии, случавшемся здесь каждые… думаю, каждые тридцать восемь лет. Я это воспринимала как сенсацию из таблоида и не
— Мы должны обследовать дом, — согласился доктор Игнис, — узнать что только можно. Чем меньше мы понимаем случившееся с нами, тем… — он посмотрел на детей, — …тем меньше у нас шансов выбраться отсюда.
— Салли, — вспомнила Эдна Капп. — Салли Холландер. Она действительно что-то видела в буфетной. Сейчас она одна на первом этаже. Мы должны привести ее сюда.
— Мы приведем, — заверил ее Бейли. — Обыщем весь дом, этаж за этажом, выясним, кто еще здесь. Может, сообща и небезопаснее, но, по крайней мере, возникнет ощущение безопасности.
Падмини Барати
Перед тем как мир исчез, Падмини сидела на высоком стуле за стойкой, устроила себе небольшой перерыв в работе и ела приготовленный тетушкой уттапам, блюдо из риса и чечевицы. Она не раз и не два задавалась вопросом, почему ее тетушка готовит гораздо лучше матери, хотя родные сестры обучались поварскому искусству на одной кухне у бабушки Падмини. Для тетушки Анупамы продукты играли роль красок и холста для художника, а мать Падмини, Сабхадра, готовила лишь по необходимости и время, проведенное у плиты, считала потраченным впустую.
Сабхадра была математиком и знаменитостью, насколько слово «знаменитость» применимо к математикам. Конечно, в телевизионной программе «Кумиры Америки» показывали певцов, а не математиков, и последних не окружала толпа телохранителей, чтобы провести сквозь строй визжащих поклонников к лимузину. Анупаме известность не грозила, поэтому она с радостью экспериментировала с продуктами, пытаясь создать новые и еще более вкусные блюда. Сабхадра воспринимала рецепт, как инженер-строитель — техническое задание на постройку моста, исходя из того, что малейшая ошибка может привести к катастрофе. Каждый ингредиент она отмеряла с максимальной точностью, до последней мелочи выполняла все инструкции, но даже по рецептам Анупамы могла приготовить лишь съедобный и не вызывающий эмоций обед. С другой стороны, Анупама могла с большим трудом выписать чек, а Сабхадра получила десять почетных дипломов доктора математики в добавление к тому, который защитила сама.
Урок, который Падмини извлекла из успешно сложившейся жизни тети Анупамы и своей матери, гласил: все, за что ты берешься, нужно делать с душой и с полной самоотдачей. Падмини исполнился двадцать один год, работа в «Пендлтоне» стала для нее первой после получения диплома по специальности «управление отелем». Отсюда она намеревалась перейти на должность консьержа в отеле класса люкс, дослужиться для главного управляющего, а уж потом стать владелицей собственного отеля. Она любила людей, с удовольствием решала их проблемы, чтобы у них улучшалось настроение, и ей многое удавалось и в математике, и в готовке.
Санжай, ее бойфренд, говорил, что и выглядит она потрясающе, фатакдиу нее сексуальная, как шутиха, но ее чувство собственного достоинства, воспитание и обаяние таковы, что она никогда не вызовет зависть у других женщин. Санжай хотел только чодо— это слово Падмини никогда не произнесла бы вслух ни на одном языке. Если бы Санжаю пришлось выбирать между едой и чодо, он бы умер от голода. Но парень он был хороший, серьезно относился к своей карьере и никогда не лгал, даже ради того, чтобы отправить его вечно готовый к бою лаудав
Если красивая внешность являлась преимуществом для консьержки, менеджера, а потом и владелицы отеля, то иной раз она сильно мешала. Сенатор Блэндон воспылал к ней самыми теплыми чувствами, а его идея флирта заключалась в непристойных шутках, почти похабных, заставлявших ее краснеть. Среди его знакомых также нашелся человек, который научил сенатора нескольким словам на индийском, чтобы тот мог показать Падмини, что он интересуется культурой страны, из которой она приехала в Америку. Иногда он называл ее одной из аспара, то есть божественных нимф, или баташа, то есть сахарной конфеткой. Он называл ее бибиПадмини, что означало «мисс» Падмини. Но тот, кто учил сенатора языку Индии, вероятно, насмехался над ним, потому что Блэндон также называл ее бхаджийя, то есть жареная закуска, и акха адна, то есть целое яйцо, и чотти гадда, то есть маленькая подстилка. На нем закалялись ее терпение и выдержка, но Падмини удавалось притворяться, что она польщена его вниманием к языку страны ее предков, и она никогда не смеялась ему в лицо.
В эту смену сенатор еще не появился, и Падмини воспринимала сие как подарок богов, но в 5.51 — по ее часам — произошло нечто гораздо худшее. Внезапно со всех сторон поднялся электронный визг, и от неожиданности она соскочила с высокого стула. Журнал, который она читала, «Хозяин гостиницы», грохнулся на пол. Она вышла из-за стойки в вестибюль. При проверке пожарной сигнализации сирена пронзительно голосила, но не имела ничего общего с этим визгом. Тем не менее Падмини знала, что визг этот не может означать что-то хорошее.
Все вокруг нее расплылось, потом расплывшиеся формы, все еще узнаваемые, вдруг совершенно исказились, визг уже не доносился из стен, а изнутри, разрывал ей голову, и когда из-под земли послышалось зловещее гудение, Падмини подумала, что у нее инсульт. Ей только исполнился двадцать один год, она строила грандиозные планы, успела реализовать лишь малую их часть, так что несправедливость случившегося потрясла ее. Но даже теперь, пытаясь хоть что-то разглядеть, она думала о матери и отце, Ганеше, и о брате, Викраме, и об Анупаме, и, разумеется, о Санжае, грустила о том, какой обузой им станет, если ее парализует, и какое причинит им горе, если умрет. Ей очень не хотелось причинять боль самым дорогим ей людям. А потом шум прекратился, и мир вновь стал четким.
Падмини могла поверить, что тромб или аневризма могли уничтожить жизненно важную часть мозга даже у молодой женщины ее лет, но никогда не сомневалась в собственном психическом здоровье. Она точно следовала заданному курсу, словно ей в голову встроили навигатор, управляемый со спутника. Благоразумие вело ее, здравый смысл служил картой.
Вроде бы она и узнавала вестибюль, но при этом он стал совсем другим. Мраморный пол в трещинах, нескольких плит нет, грязь, клочки бумаги, бурые листья, наверное, принесенные с улицы. В нише контурного освещения горели только две светодиодные трубки из четырех. Неработающую большую потолочную люстру покрывал толстый слой пыли. Еще один источник света находился в юго-восточном углу, где сидел человеческий скелет, привалившись к пересечению стен. Кости едва виднелись сквозь светящуюся пленку, то ли из кристаллов, то ли из грибов, с такого расстояния она не видела, и пленка эта по стене поднималась почти до потолка. Создавалось впечатление, что пленка кормилась человеческой плотью, а как только та закончилась, перестала расти. Чудовищная лампа, дающая очень слабый свет, напомнила Падмини о кошмарах, которые снились ей в детстве: она идет по каким-то каменным коридорам, а ее преследует Кали, восьмирукая богиня смерти и уничтожения.