Уличный кот по имени Боб. Как человек и кот обрели надежду на улицах Лондона
Шрифт:
Странно. Слезать с героина было не так тяжело. Переход на метадон дался мне без особого труда. Теперь все было иначе. Время утратило значение, но к следующему утру меня начали мучить страшные головные боли. Яркий свет, резкий звук — и мне казалось, будто в череп вбивают ржавый гвоздь. Я пытался сидеть в темноте, но тогда снова наступали галлюцинации, которые были хуже, чем боль, и я отказывался от этой идеи. Получался замкнутый круг.
Больше всего на свете мне нужно было на что-то переключиться. И тут рыжий кот стал моим спасением.
Порой у меня возникало чувство, что
Кот будто знал, что я чувствую. Когда я задремывал, он тыкался мне в лицо холодным носом, словно спрашивая: «Друг, с тобой все в порядке? Я тут, если что». Порой он просто сидел рядом, мурчал, обвив хвостом мои ноги. Он словно якорь связывал меня с реальностью, пока я носился по бурному морю галлюцинаций.
Кот оказался находкой во всех отношениях. Начнем с того, что благодаря ему мне было чем себя занять. Я помнил, что его нужно кормить, поэтому регулярно заставлял себя встать, сходить на кухню, открыть пакет с кошачьей едой и переложить ее в миску. Эти рутинные, однотипные действия очень хорошо отвлекали. Сил на то, чтобы вывести кота на прогулку, у меня не было, но когда я выпускал его на улицу, Боб управлялся куда быстрее, чем обычно. Видимо, не хотел бросать меня одного.
Признаюсь, временами я чувствовал себя не так уж и плохо. Наутро второго дня мне неожиданно полегчало, я даже смог поиграть с Бобом и немного почитать. Это было непросто, но я хотел чем-то занять свой мозг. Под руку попалась отличная книга о морском пехотинце, который спасал собак в Афганистане. Было приятно для разнообразия узнать о том, как живут другие люди.
Впрочем, уже к полудню симптомы ломки навалились на меня с новой силой. Хуже всего были физические проявления недостатка метадона. Меня предупреждали, что многие в этот момент страдают синдромом беспокойных ног. На самом деле жутко неприятное состояние, когда нервные импульсы будто выходят из-под контроля и ты даже не можешь спокойно сидеть. Именно это со мной и приключилось. Ноги, помимо моей воли, принялись дергаться и пинать воздух. Боба это, видимо, слегка испугало, поскольку он настороженно покосился на меня, но не ушел, а остался сидеть рядом.
Ночью стало совсем тяжко. Я не мог смотреть телевизор — от света и шума накатывала головная боль. Когда я сидел в темноте, в голове крутились сумасшедшие, пугающие мысли. Ноги продолжали жить своей жизнью, меня бросало то в жар, то в холод. Временами мне казалось, будто я сижу в раскаленной печи, и я принимался стаскивать с себя одежду, чтобы в следующее мгновение начинать судорожно закутываться в одеяло, стуча зубами и дрожа от озноба. А через минуту меня прошибал пот, и все повторялось.
Периодически сознание прояснялось. Помню, в какой-то момент я думал о том, что понимаю, почему многие люди не могут отказаться от наркотиков. Ты зависишь от них не только физически, но и психологически. И силы в битве, которая происходит в мозгу
Потом у меня перед глазами пронеслись последние десять лет жизни и то, во что ее превратил героин. Я видел переулки и подворотни, где мне приходилось спать, ночлежки, где я каждую секунду боялся за свою жизнь, — картины были настолько яркими, что я даже ощущал запах этих мест. Я вспоминал ужасные вещи, которые совершал — или подумывал совершить — только ради того, чтобы добыть дозу и продержаться еще двенадцать часов. Я с невероятной четкостью осознал, как сильно наркозависимость коверкала мою жизнь.
Помимо этого меня одолевали и не совсем нормальные мысли. К примеру, мне пришло в голову, что если я потеряю память, то терпеть ломку будет гораздо легче, ведь я не буду знать, что со мной что-то не так. Многие проблемы были вызваны как раз тем, что мое тело точно знало, в чем причина страданий и что нужно сделать, чтобы их прекратить. Не буду врать, были моменты слабости, когда я представлял себе дозу, но мне удавалось отмахиваться от подобных мыслей. Я помнил, что это мой шанс обрести свободу. Может быть, последний шанс. Я должен держаться, должен терпеть судороги, тошноту, понос, головную боль, жар, холод. Должен терпеть.
Казалось, вторая ночь не закончится никогда. Я постоянно смотрел на часы, и периодически у меня возникало впечатление, будто стрелки бегут назад. А за окном становилось все темнее и темнее, хотя должно было уже рассветать. Я чувствовал себя ужасно.
Но у меня было секретное оружие с усами и хвостом. Впрочем, не всегда Боб делал то, что я от него ждал. Один раз я лежал так неподвижно, как только мог, пытаясь отрешиться от всего мира. И вдруг рыжий изо всех сил вцепился когтями мне в ногу!
— Боб, ты что творишь? — рявкнул я, от чего кот отпрыгнул в сторону.
Меня тут же окатило чувством вины. Наверное, рыжему показалось, что я лежу слишком тихо и неподвижно, и он решил проверить, жив ли я. Кот волновался, вот и все.
Наконец ночь отступила, и в окно начал просачиваться водянистый серый свет. Утро. Я стащил себя с кровати и посмотрел на часы. Было почти восемь. Клиника открывалась в девять. Я больше не мог ждать. Плеснув холодной воды на лицо, я посмотрел в зеркало. Серая кожа, спутанные, мокрые от пота волосы, изможденный вид… Хотя это меня сейчас беспокоило меньше всего. Одевшись на скорую руку, я поспешил на автобусную остановку.
Добраться до Камдена из Тоттенхэма в это время дня всегда было непросто, но тогда дорога показалась мне бесконечной. Каждый светофор горел недобрым красным светом, на каждом перекрестке мы вставали в пробку. Это было настоящее путешествие из ада.
Когда я садился в автобус, я все еще то дрожал от холода, то обливался потом, а мои ноги так и норовили взбрыкнуть в самый неподходящий момент, но в целом я чувствовал себя куда лучше, чем ночью. Тем не менее окружающие смотрели на меня как на психа. Наверное, выглядел я совсем плохо. Но мне до них не было никакого дела. Все, чего я хотел, — это добраться до клиники…