Уловка «Прометея»
Шрифт:
Тарнапольский распахнул дверцу, выпрыгнул наружу, растянулся на земле и открыл огонь.
– Так твою мать! – прорычал он.
Один из командос упал, сраженный выстрелом Тарнапольского.
– Хороший выстрел! – заметил Брайсон. Новая очередь хлестнула по мутно-белому лобовому стеклу, осыпав лицо Брайсона стеклянной крошкой. Ник отпер дверцу со своей стороны, пристроился в точности за ней и сделал несколько выстрелов подряд в двух оставшихся командос. В то же мгновение Тарнапольский дал еще одну очередь, и третий головорез рухнул на асфальт.
Остался еще один. И куда же он делся?
Брайсон
Тарнапольскому почудилось какое-то движение, и он дал очередь в том направлении. Никакого результата. Тарнапольский встал, поворачиваясь из стороны в сторону и держа под прицелом свою сторону взлетной полосы.
Да где же этот тип прячется, чтоб ему пусто было?
Человек Пришникова явно был обут в ботинки на каучуковой подошве, позволяющие ему передвигаться совершенно бесшумно. Сжимая «макаров» обеими руками, Брайсон принялся оглядывать окружающее пространство, так что его взгляд и дуло пистолета медленно двигались слева направо.
Краем глаза Ник заметил крохотную красную точку, пляшуюшую на затылке Тарнапольского, и отчаянно крикнул:
– Ложись!
Но было поздно. Разрывная пуля вошла Юрию Тарнапольскому в затылок и вышла со стороны лица.
– О боже! – вырвался у Брайсона возглас ужаса. Ник стремительно развернулся и заметил в нескольких сотнях футов от себя, рядом с самолетом, слабое движение и едва заметный отблеск. Третий снайпер использовал самолет в качестве прикрытия. Брайсон поднял «макаров», медленно выдохнул и, тщательно прицелившись, выстрелил.
Послышался вскрик и стук оружия о бетонные плиты. Третий боевик, убивший Юрия Ивановича Тарнапольского, был мертв.
Бросив последний взгляд на тело друга, Брайсон вскочил в «Ауди» и погнал машину к самолету. Наверняка к этой троице идет подкрепление, и оно уже в пути; единственный шанс Брайсона на выживание сводился к тому, чтобы забраться на борт «Як-112» и улететь, причем пилотировать самолет придется ему самому.
Брайсон остановил машину у самолета, вспрыгнул на крыло, забрался на место пилота и закрыл за собой дверцу. Он пристегнулся, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. И что же дальше? Нет, сам полет не представлял для него проблем: Брайсон имел немало часов налета, и за годы работы в Директорате ему не раз приходилось использовать самолет для бегства. Но как ему лететь по воздушному пространству России, не имея ни разрешения на полет, ни поддержки с земли? Но другого выхода не было. Вернуться в машину Тарнапольского означало направиться прямо в руки головорезам Пришникова, а такой вариант Ника не устраивал.
Брайсон вздохнул поглубже, задержал дыхание и включил зажигание. Двигатель мгновенно заработал. Брайсон проверил показания приборов и принялся медленно выруливать к началу взлетной полосы.
Ник знал, что не может игнорировать диспетчерскую службу аэродрома. Взлет без позволения диспетчера был не просто очень рискованным делом, способным даже привести к фатальному исходу, – русские ВВС могли расценить его как провокацию. И принять соответствующие меры.
Брайсон включил
– Диспетчерская Внуково, «Як-112» компании «Росстран», три девять девять фокстрот. Номер первый на третьей полосе, выхожу на взлетную прямую. Готов к отлету в Баку.
Ответ пришел лишь через несколько секунд – вполне разборчивый, невзирая на помехи:
– Что? Не понял, повторите.
– «Росстран» три девять девять фокстрот, – отозвался Брайсон. – Готов к взлету с третьей полосы.
– «Росстран» три девять девять, у вас же нет полетной карты!
Но Брайсону было не до подобных мелочей.
– Диспетчерская, «Росстран» три девять девять фокстрот, готов к взлету, – настойчиво повторил он. – Потолок полета – десять тысяч метров. Предполагаемая скорость набора высоты – двести пятьдесят метров на каждые десять минут. Частота один-один-восемь дробь пять-пять. Опознавание четыре-шесть-три-семь.
– «Росстран», стойте! Повторяю – стойте! У вас нет разрешения на взлет!
– Диспетчерская, я лечу со срочным визитом в Баку, по делам высокопоставленных лиц из «Нортекса», – произнес Брайсон, подражая характерной надменности подручных Пришникова, уверенных, что законы писаны не про них. – Потрудитесь зарегистрировать полетную схему. У вас есть мой номер; можете позвонить Дмитрию Лабову и навести справки.
– «Росстран»…
– Пришников будет очень недоволен, когда узнает, что вы вмешиваетесь в его дела. Товарищ диспетчер, будьте так добры, назовите ваше имя и должность.
На несколько секунд в эфире воцарилась тишина.
– Ладно! – огрызнулся в конце концов диспетчер. – Летите, но на свой страх и риск.
Брайсон включил дроссель, постепенно разгоняясь, проехал по взлетной полосе, и самолет поднялся в небо.
Глава 21
Монсиньор Лоренцо Батталья, доктор философии, старший хранитель музея Кьярамонти, одного из множества собраний произведений искусства, хранящихся в Monumenti Musei e Gallerie Pontifice, то есть музеях Ватикана, – не виделся с Джайлзом Хескет-Хэйвудом много лет и не испытывал особого счастья, узрев его снова.
Двое мужчин встретились в великолепной приемной галереи Лапидариа, где стены были обиты дамасской тканью. Монсиньор Батталья являлся хранителем ватиканских музеев вот уже двадцать лет, и его обширные познания пользовались уважением во всем мире. Джайлз Хескет-Хэйвуд, его изнеженный английский гость, всегда казался монсиньору Батталье существом нелепым и даже комичным – с этими его огромными круглыми очками в черепаховой оправе, с яркими шелковыми шейными платками, завязанными чересчур тугим узлом, с клетчатыми жилетами, с золотыми запонками в виде подковы, со старой вересковой трубкой, легкомысленно торчащей из нагрудного кармана, и шикарным произношением. От него всегда пахло золотистым плиточным табаком. Обаяние Хескет-Хэйвуда было безграничным, хотя и несколько скользким. Хескет-Хэйвуд был, в некотором смысле слова, изгоем высшего общества – очень по-английски! – но от его рода деятельности уж и вовсе дурно пахло. Официально он именовался торговцем антиквариатом, но на самом деле был всего лишь скупщиком краденого – правда, скупщиком высокого полета.