Ультиматум Борна
Шрифт:
– Забудьте, – сказал Борн.
– Я приложу все усилия, но…
– Я не это имел в виду, – перебил Джейсон. – Мне придется смириться с фактом, что вы его знаете, и я справлюсь. Где был установлен этот телефон, адрес?
– Согласно компьютерным данным, это миссия организации, называемой магдаленские сестры милосердия. Опять, очевидно, подложной.
– Вообще-то нет, – поправил его Борн. – Она существует. Они существуют. Она легитимна до мозга костей, и это может оказаться полезной каплей. Или могло.
– Очень
– Что ж, один-ноль в пользу церкви, – сказал Алекс, наклонив голову в шутливом упреке. – Они выгнали его раньше, чем вы.
– Я всегда был высокого мнения о Ватикане, – засмеялся Дмитрий. – Он ясно показал, что наш сумасшедший Иосиф Сталин неправильно расставил приоритеты, когда спросил, сколько батальонов было в распоряжении папы. Его Святейшеству они не нужны; он добивается больше, чем Сталин мог когда-либо достичь со всеми его чистками. Власть идет в руки того, кто внушает больший ужас, не так ли, Алексей? Все властители этого мира используют ее с удивительной эффективностью. И вся она вращается вокруг смерти – страха смерти, до и после. Когда же мы вырастем и пошлем их ко всем чертям?
– Смерть, – прошептал Джейсон, хмурясь. – Смерть на Риволи, в «Морисе», магдаленские сестры… Боже, я совсем забыл! Доминик Лавьер! Она была в «Морисе» – может даже, она все еще там. Она говорила, что могла бы сотрудничать со мной!
– Зачем? – резко спросил Крупкин.
– Потому что Карлос убил ее сестру, и у нее не оставалось выбора, кроме как присоединиться к нему – или погибнуть самой. – Борн повернулся к телефону. – Мне нужен номер «Мориса»…
– Четыре, два, шесть, ноль, три, восемь, шесть, ноль, – продиктовал Крупкин, а Джейсон схватил карандаш и записал цифры в книжке Алекса. – Чудное место, некогда известное как отель королей. Мне больше всего нравится тамошний гриль.
Борн набрал номер и поднял руку, требуя тишины. Вовремя припомнив, он попросил комнату мадам Бриэль – кодовое имя, о котором они договорились, и, когда оператор отеля сказал: «Минутку», облегченно кивнул Алексу и Дмитрию. Лавьер взяла трубку.
– Да?
– Это я, мадам, – произнес Джейсон на несколько грубоватом французском, старательно убирая английский акцент; Хамелеон снова был у руля. – Ваша экономка сказала, что мы можем связаться с вами здесь. Ваше платье готово. Приносим свои извинения за задержку.
– Его должны были доставить мне вчера к полудню, осел! Я хотела пойти в нем вечером в Le Grand Vafour. Это возмутительно!
– Тысяча извинений. Мы можем доставить его в отель немедленно.
– И снова вы осел! Разве моя экономка не сказала вам, что я остановилась здесь всего на два дня? Отвезите его в мою квартиру на Монтейне к четырем часам – не то я оплачу ваш счет только через шесть месяцев!
Беседа была весьма правдоподобно завершена громким щелчком на том конце провода.
Борн положил трубку; у кромки его слегка седеющих волос выступили капельки
– Я потерял форму, – сказал он, тяжело дыша. – У нее квартира на Монтейне, и она будет там после четырех часов.
– Кто, черт возьми, такая эта Доминик как-там-ее?! – откровенно вскричал Конклин.
– Лавьер, – ответил Крупкин, – только она использует имя своей мертвой сестры, Жаклин. Уже многие годы выдает себя за нее.
– Так вы знаете об этом? – удивленно спросил Джейсон.
– Да, но что толку? Вполне понятная уловка: близняшки, несколько месяцев отсутствия, легкая операция и обучение – все в порядке вещей в сумасшедшем мире высокой моды. В этих кругах никто никого не слушает. Мы наблюдаем за ней, но она никогда не приводила нас к Шакалу: она просто не знает как. У нее нет прямого доступа; все, что она докладывает Шакалу, фильтруется, каменные стены на каждом этапе. Так работает Шакал.
– Не всегда, – возразил Борн. – Был один человек по имени Санчес, владевший мелкой забегаловкой в Аржентоле под названием «Сердце солдата». У него имелся доступ. Он дал его мне, и этот доступ оказался весьма специфичным.
– Имелся? – Крупкин поднял брови. – Почему в прошедшем времени?
– Этот человек мертв.
– А эта забегаловка в Аржентоле, она по-прежнему процветает?
– Она вычищена и закрыта, – признал Джейсон без тени смятения в голосе.
– Значит, доступ уничтожен?
– Конечно, но я верю тому, что он мне сообщил, потому что за это он и был убит. Видишь ли, он пытался выйти из игры так же, как Лавьер хочет выйти сейчас, – только его привязка восходила к самому началу – к Кубе, где Карлос спас такого же негодяя, как и он сам, от казни. Он знал, что сможет воспользоваться этим человеком, этим внушительным здоровяком, который мог действовать среди отбросов человечества и быть его главным заместителем. У Санчеса имелся прямой доступ. Он доказал это, дав мне запасной номер телефона, который привел к Шакалу. Этот номер знали очень немногие.
– Весьма интересно, – сказал Крупкин, прямо глядя на Борна. – Но мой добрый старый враг, Алексей, который смотрит на вас сейчас, а также и я, спрашиваем, к чему вы клоните, мистер Борн? Ваши слова звучат двусмысленно, а подразумеваемые обвинения кажутся опасными.
– Для вас. Не для нас.
– Пардон?
– Санчес сказал мне, что только четыре человека на свете имеют прямой доступ к Шакалу. Один из них – на площади Дзержинского. «Очень большой человек в Комитете», как сказал Санчес, и, поверьте, он вовсе не имел в виду вашего начальника.
Это произвело такой же эффект, как если бы Дмитрия Крупкина ударил в лицо председатель Политбюро посреди Красной площади во время первомайского парада. Кровь отхлынула от его лица, кожа приобрела пепельный оттенок, глаза прямо, не моргая, уставились на Борна.
– Что еще этот Санчес вам сообщил? Я должен знать!
– Только то, что у Карлоса были дела с Москвой, что он контактировал с высокопоставленными людьми. Это была его прямо-таки навязчивая идея… Если вам удастся найти этого человека на площади Дзержинского, это станет большим скачком вперед. А пока все, что у нас есть, – это Доминик Лавьер…