Ультиматум Борна
Шрифт:
– На людей «Медузы».
– Или на их подставных лиц. Но мы это выясним.
– Алекс, а что с теми именами, что я тебе дал, там же был список – шесть или семь имен, которые Фланнаган назвал мне? И еще куча номеров машин, которые он записывал во время собраний.
– О, с этим вообще отдельная история, и просто очаровательная, – произнес Конклин загадочным тоном.
– И что в ней такого очаровательного?
– Да взять хотя бы имена и фамилии – все принадлежат к низшим слоям общества, никакой связи с верхушкой Джорджтауна. Их скорее встретишь в «Нэшнл инквайрер», чем в «Вашингтон пост».
– Но как же номера, собрания! Это
– Если бы, – заметил Алекс. – С ними вообще глухо… Каждый из номеров зарегистрирован на компанию по прокату лимузинов. Думаю, мне не нужно тебе объяснять, какие железные алиби будут у всех, кого бы мы ни попытались найти.
– Но там же кладбище!
– Где именно? Какие у него размеры? Поместье занимает двадцать восемь акров…
– Так начинайте искать!
– Чтобы все поняли, что нам об этом известно?
– Ты прав; ты все делаешь правильно… Алекс, скажи Холланду, что не смог до меня дозвониться.
– Шутишь?
– Нет, я серьезно. Я договорился с портье, он меня прикроет. Передай Холланду название отеля и имя служащего, пусть позвонит сам или пришлет проверить кого-нибудь из посольства. Портье подтвердит, что я зарегистрировался вчера и с тех пор он меня не видел. Пусть проверят список не принятых телефонных звонков. Мне нужно несколько дней, прошу тебя.
– Холланд все равно может отказать в дальнейшей поддержке, и, скорее всего, он так и сделает.
– Нет, если будет думать, что я вернусь, когда ты меня найдешь. Я просто хочу, чтобы он продолжал искать Мо и чтобы в Париже про меня пока не знали. Кровь из носу – никакого Вебба, Симона или Борна!
– Попробую.
– Еще что-нибудь есть? Мне надо многое сделать.
– Да. Этим утром Кассет вылетает в Брюссель. Он собирается прижать Тигартена – тебя это не коснется.
– Хорошо.
В одном из переулков Андерлехта, в трех милях южнее Брюсселя, военный седан с флажками четырехзвездного генерала на капоте припарковался у тротуара перед террасой придорожного кафе. Генерал Джеймс Тигартен, главнокомандующий НАТО, на мундире которого красовалась планка орденов в пять рядов, осторожно вышел из машины на залитую ярким послеполуденным солнцем улицу. Он обернулся и подал руку очаровательному майору женской вспомогательной службы сухопутных войск США, которая улыбнулась в ответ и вышла из машины. Галантно, по-военному, Тигартен отпустил руку женщины, взял ее за локоть и повел через широкий тротуар к столикам с зонтиками за рядом декоративных кадок с цветами – это была часть кафе под открытым небом. Они прошли под узорчатой аркой, увитой бутонами роз, и оказались внутри. Все столики, кроме одного в дальнем конце, были заняты, голоса обедающих смешивались с приглушенным звоном винных бутылок о края бокалов и тихим постукиванием столовых приборов о фарфоровые тарелки. Неожиданно разговоры притихли, и генерал, зная, что его присутствие неизбежно привлекает всеобщее внимание, вызывая дружественные взмахи рук, а нередко и сдержанные аплодисменты, добродушно улыбнулся сразу всем присутствующим и направился со своей спутницей к пустому столику, на котором стояла согнутая уголком карточка с надписью «Reserve» [55] .
55
Занято (фр.).
Хозяин кафе вместе с двумя официантами, которые увивались за ним, словно заботливые цапли, буквально проплыл между столиками, чтобы поприветствовать своего именитого гостя. После того как главнокомандующего усадили, появилась охлажденная
– Vous tes un soldat distingu, mon camarade [56] , – сказал генерал, его командный голос был слышен за каждым столиком кафе, его открытая улыбка завоевала сердца людей, которые ответили одобрительными аплодисментами. Ребенок ушел, и ленч продолжился.
Спустя час, проведенный за неторопливой трапезой и беседой, Тигартена и его спутницу побеспокоил водитель генерала, сержант средних лет – на лице его отражалось внутреннее беспокойство. Главнокомандующему НАТО по спецсвязи передали в машину срочное сообщение, и у водителя хватило ума записать сообщение на бумагу. Он подал Тигартену записку.
56
Вы отличный солдат, мой друг (фр.).
Генерал поднялся, его загорелое лицо побледнело, он начал оглядываться по сторонам в уже наполовину опустевшем кафе, его глаза сузились, в них читались смятение и испуг. Он залез в карман и вытащил сложенную пополам пачку бельгийских франков, отделил несколько купюр большого достоинства и бросил их на столик.
– Идем, – сказал он женщине-майору. – Быстрей… А ты, – повернулся он к водителю, – заводи машину!
– Что случилось? – поинтересовалась спутница генерала.
– Сообщение из Лондона. Телефонограмма. Армбрустер и Де Соле убиты.
– О боже мой! Как?
– Это неважно. Правду мы все равно не узнаем.
– Что происходит?
– Я не знаю. Но нам надо убираться отсюда. Идем!
Генерал и женщина выбежали через узорчатую арку, пересекли широкий тротуар и сели в военный автомобиль. Чего-то не хватало с обеих сторон капота. Это сержант убрал два красно-золотых флажка, указывавших на внушительное звание его начальника, главнокомандующего НАТО. Автомобиль рванулся вперед, но не проехал и полусотни ярдов, когда это случилось.
Сильнейший взрыв подбросил седан вверх; осколки стекла и металла, куски плоти и кровавые брызги разлетелись по узкой улице Андерлехта.
– Мсье! – кричал напуганный официант, пока отряды полиции, пожарные и специалисты санитарно-гигиенической службы занимались своей неприятной работой на дороге.
– Ну, что там? – отозвался близкий к помешательству владелец кафе, которого все еще трясло после грубого полицейского допроса и нападок целой орды журналистов. – Я разорен. О нас будут говорить как о «Cafe de la Mort» – кафе смерти.
– Мсье, смотрите! – Официант указывал на столик, за которым сидели генерал и его спутница.
– Полиция уже все там осмотрела, – сказал безутешный хозяин.
– Нет, мсье. Посмотрите!
По стеклянной поверхности столика бежали небрежно написанные красной помадой с блестками прописные буквы, складывавшиеся в имя:
ДЖЕЙСОН БОРН
Глава 20
Не веря своим глазам, Мари смотрела телевизор, новости, которые транслировались через спутник из Майами. Она вскрикнула, когда камера показала стеклянный столик в бельгийском городе Андерлехте и имя, написанное красным на столешнице.