Ультиматум
Шрифт:
— Господин обер-лейтенант, спросите его: что будет дальше с ранеными? Может быть, нам лучше сдаться?
— Вы считаете, что нужно передать перевязочный пункт русским?
— А у вас есть другое предложение?
— Нет.
Борн тоже стоял за передачу. Втроем они решили поговорить с врачами и санитарами и уговорить их всеми силами воспрепятствовать уничтожению раненых.
А новые раненые все прибывали и прибывали. Врачи беспрерывно оперировали, но многие из раненых умерли, так и не дождавшись, пока очередь дойдет до них. Медикаменты кончались, бинтов не было, а прилетевшие
В лазарет капитан вернулся вечером совсем разбитый.
— Борн, что нам делать? Сегодня на ночь назначен прорыв вместе со всеми ранеными.
— Этот приказ, господин капитан, нельзя выполнить! — категорическим тоном ответил священник.
— Тогда нам придется отвечать перед эсэсовцами! Эти звери как раз загоняют сейчас пленных в церковь, чтобы сжечь их там живыми!
Борн привел к капитану обер-лейтенанта и фельдфебеля, и Фехнер посвятил майора в план, с помощью которого намеревался спасти раненых.
Растерявшийся Гизе, полностью обезоруженный той безответственностью, с какой командование относилось к насущным нуждам раненых, согласился на это и решил не сворачивать с пути, предначертанного ему судьбой. Гизе сказал о необходимости приведения оружия, которое у них имелось, в состояние боевой готовности.
Около полуночи обер-лейтенант Фехнер вместе с полковым священником отправились к генералу Штеммерману. А в это же самое время Поленц собрал всех офицеров-медиков, трех санитаров и двух легкораненых, на которых мог положиться, и посвятил их в свои намерения.
Село вновь наполнилось шумом голосов и ревом машин. Прибывали все новые и новые части и тут же покидали его. Издалека доносились артиллерийские залпы. Вскоре повалил снег.
Горела церковь, подожженная эсэсовцами. Оттуда, из самой середины огненного столба, неслись крики. Вокруг стояли эсэсовцы с автоматами на изготовку. Один из них начал мочиться прямо на площади, а другой, глядя на него, выкрикивал сальности.
— И это около храма господня… — Борн перекрестился и пошел прочь.
В одном из дворов эсэсовцы расстреляли четверых немецких солдат, которых нашли в погребе, куда они спрятались, чтобы дождаться прихода советских войск.
Здание школы почти полностью сгорело.
При виде всего этого сердце Фехнера наполнилось стыдом и ненавистью. Он крепко сжал зубы. Чтобы сократить расстояние, он пошел напрямик по огородам между сгоревшими хатами и вскоре разыскал дом, который ему описал Поленц.
— Сюда! — крикнул он Борну и полез через плетень. И в тот же миг над ним просвистел снаряд. Фехнер бросился в снег,
Над их головами пролетело еще несколько снарядов. Колонны немецких солдат одна за другой покидали село.
Когда Фехнер и Борн добрались до входа в дом, они никого не увидели. В настежь открытую дверь дома залетали снежинки. Ковер перед дверью присыпало снегом, Фехнер подошел ближе. На столе стоял телефон, лежала топографическая карта. На вешалке висела офицерская портупея с пустой кобурой. На спинку кресла была небрежно брошена генеральская шинель. Выходит, Штеммерман где-то здесь?
Фехнер и Борн выскочили во двор. И тут они увидели мертвого.
Обер-лейтенант наклонился над ним и зажег одну за другой две спички. Увидел перед собой окровавленное лицо генерала Штеммермана с застывшей гримасой ненависти.
Тяжело дыша, Борн снял с головы фуражку и спросил:
— Неужели самоубийство?
Торстена охватили печаль и злость одновременно. Слишком поздно! Теперь уже нельзя было спасти ни дивизию, ни корпус. Генерал лежал на снегу, вытянув руки вдоль туловища, на мундире его не было ни орденов, ни знаков отличий.
— Это убийство, — проговорил Фехнер глухим голосом, показывая на лоб убитого, где сантиметра на три выше левой брови виднелось пулевое отверстие. — Не такой он был человек, чтобы пустить себе пулю в лоб.
— Командующий убит? Не может быть! Кто посмел сделать это?
— Гилле, вот кто! Я видел, как он садился на танк. Священник закрыл убитому глаза. На улице начали рваться снаряды. Раненые были в опасности, и Фехнер с Борном бегом бросились на колхозный двор. На дороге они увидели колонну штабных машин. Фехнер спросил какого-то лейтенанта о командующем.
— Группенфюрер Гилле находится в Комаровке.
— Глупости! Я спрашиваю о генерале Штеммермане.
— Генерал убит. По приказу ОКБ теперь командует группенфюрер Гилле.
На колхозном дворе творилось что-то страшное. От прямого попадания снаряда крыша пустого сеновала обрушилась, придавив лежавших там раненых. Из-под обломков неслись крики и стоны.
Капитан Гизе потребовал от штурмфюрера СС, который привел двадцать солдат для организации транспорта, чтобы всех прибывших в первую очередь бросили на спасение раненых. Этим он хотел не только спасти раненых, но и оттянуть время, однако штурмфюрер отказался сделать это.
Обер-лейтенант Фехнер твердо решил спасти хотя бы раненых.
Поленц тем временем организовал и вооружил три небольшие группы. Прежде чем послать их на задание, Фехнер позвал штурмфюрера в административное здание под каким-то предлогом и запер его. А в это же время первая группа, которую возглавил ефрейтор, завела эсэсовских солдат в подвал, где якобы было полно спиртного, разоружила их и заперла там, выставив охрану. Вторая группа, руководимая Борном, отвела все повозки за горящие дома, а третья группа — ее возглавлял санитар — заняла амбар, в котором находилось множество раненых, и взяла его под свою охрану.