Умирающий изнутри

Силверберг Роберт

Уважаемый господин Селиг,

Настоящее состояние мира и жизни в целом — болезненно. Если бы я был врачом и потребовался бы мой совет, я бы ответил: "Создавайте тишину".

Искренне ваш, Серен Кьеркегор (1813–1855)

А вот три папки из толстого бежевого картона. Они не выставлены для публики, поскольку содержат письма более личного характера. При условии, что вы согласны с правилами Дэвида Селига, я берусь процитировать некоторые из них, хотя возможно и не совсем точно. Это его письма к девушкам и частично от девушек, которых он любил или хотел любить. Самое ранее датировано 1959 годом и несет на конверте надпись крупными красными буквами: НЕ ОТПРАВЛЯТЬ. "Дорогая Беверли", начинается оно. Это письмо заполнено неловкими графическими сексуальными представлениями. Селиг, что ты можешь сказать нам об этой Беверли? Ну, она была маленькая, хорошенькая и веснушчатая, с ясной головой и веселым нравом, она сидела

передо мной в кабинете биологии. Ее сестра-близнец подлиза Эстел, которая вечно хмурилась и, несмотря на влияние генетики, была столь же плоской, сколь Беверли грудастой. Может поэтому она и хмурилась. Я нравился Эстел и она могла бы переспать со мной, что было бы полезно для моего 15-летнего эго, но я презирал ее. Она казалась уродливой имитацией Беверли, которую я любил. Я любил прогуляться босиком в мозгу Беверли, пока учительница, мисс Мюллер, распиналась о мутациях и хромосомах. Она почти кричала о своем влечении к Виктору Шлицу, крупному костистому рыжему парню с зелеными глазами, который сидел рядом с ней. Я немало узнавал от нее о сексе с двенадцатичасовым отставанием, поскольку каждое утро она прямо излучала свои ночные приключения с Виктором. Я не ревновал к нему. Он был красив, самоуверен и достоин ее, а я все равно был слишком застенчив и вряд ли смог бы кого-нибудь уложить. Поэтому я тайно следил за их любовью и в мыслях проделывал с ней то, что делал Виктор, но я знал, что для нее я лишь забавный ребенок, странный шут. Как мне было рассчитаться? Я написал это письмо, живо описав все подробности того, что она вытворяла с Виктором и спросил: тебе интересно, откуда я все это знаю, ха, ха, ха? Я пытался убедить, что я супермен, своей силой проникающей в интимный мир женщины. Я считал, что это приведет ее прямо в мои объятия, но затем я подумал, что она может посчитать меня сумасшедшим или решит, что я подглядывал, и в этом случае она совсем уж отвернется от меня, поэтому я оставил письмо неотправленным. Однажды его обнаружила моя мама, но ничего мне не сказала, потрясенная его откровенной сексуальностью; она просто положила его в мою тетрадку. Той ночью я поймал ее мысли и открыл, что она подсматривает за мной. Была ли она шокирована или расстроена? Да, была, но она также была и горда, что ее мальчик стал наконец мужчиной и пишет хорошеньким девушкам такую похабщину. Мой сын — любитель порнографии.

Большинство писем в этой подшивке датировано между 1954 и 1968 годами.

Самые последние написаны осенью 1974 года. Позднее Селиг все меньше и меньше хотел общаться с человеческой расой и прекратил писать письма на бумаге. Остались лишь его мысленные послания. Не знаю, со сколькими девушками он переписывался, но их, должно быть, было совсем немного.

Вообще для Селига это крайне подозрительно, поскольку, как вы знаете, он никогда не был женат и даже не часто имел серьезные отношения с женщинами.

Как и в случае с Беверли, с теми, кого он наиболее глубоко любил, он не имел реальных отношений, хотя часто притворялся, что влюблен в случайных знакомых. Временами он преднамеренно пользовался своим особым даром, чтобы использовать женщин в сексуальном плане, особенно лет в двадцать пять. Он не испытывал гордости за этот период. Вы бы не хотели почитать эти письма, вы, вонючие соглядатаи? Но вы не будете этого делать. Вы не тронете их своими лапами. И все-таки, зачем я пригласил вас сюда? Почему позволил разглядывать книги и фотографии, немытую посуду и ванну с желтым пятном?

Должно быть, у меня исчезло чувство собственности. Изоляция страшит меня: окна закрыты, так открою, по крайней мере, дверь. Мне нужно, чтобы вы укрепили во мне действительность, рассматривая мою жизнь, сравнивая ее с вашим собственным опытом, открывая, что я настоящий, я существую, страдаю и имею хотя бы прошлое, если не будущее. Итак, вы можете уйти отсюда, говоря: "Да, я знаю Дэвида Селига, я действительно хорошо знаю его. Но это не значит, что я должен показать вам все". Эй, вот письмо к Эми! Эми, которая избавила меня от надоевшей девственности весной 1953 года. Вы бы хотели узнать как это случилось? Испытать приятное волнение? Ну, черт с вами, мне не хочется спорить. Все равно это никакая не история. Я сунул в нее эту штучку и кончил, а она нет, вот и все. А если хотите знать остальное, — кто она была, как я ее соблазнил, — придумайте подробности сами. Где теперь Эми? Она умерла. Вам нравится? Его первая подружка, ее уже нет. Она погибла в автомобильной катастрофе, когда ей было всего двадцать три. Мне позвонил ее муж, который едва был со мной знаком, и рассказал мне об этом. Он еще был в шоке, поскольку полиция вызывала его опознать тело, а она была ужасно разбита, изувечена. Он сказал, что она выглядела, словно пришелец с другой планеты. Ее выбросило через лобовое стекло и швырнуло в дерево. А я рассказал ему, что Эми была первой девушкой, с которой я спал, и он стал утешать меня. Его утешения и мой рассказ казались садистскими.

Прошло время. Эми умерла, а Беверли, готов поспорить, обычная домохозяйка средних лет. Вот письмо к Джекки Ньюхаус. Я пишу, что не могу спать и постоянно думаю о ней. Джекки Ньюхаус? Кто это? Ах, да. Пять футов, два дюйма и пара шаров, которым позавидовала бы Мерилин Монро.

Сладкая. Глупая. Поджатые губки, голубые, словно у младенца, глаза. В Джекки ничего не было, кроме сисек, но мне этого

вполне хватало, в 17 лет я сходил с ума от грудей, бог знает почему. Они так выпирали из ее тесной белой рубашки поло, которую она обычно носила. Лето 1952-го. Ей нравились Фрэнк Синатра и Перри Комо. Она написала губной помадой на джинсах: ФРЭНКИ — не левом бедре и ПЕРРИ — на правом. Еще она любила учителя истории, которого звали, кажется, Леон Сиссингер или Зиппингер или что-то в этом роде, и на заднице ее джинсов было написано ЛЕОН. Я дважды целовал ее, вот и все, даже язык мой не проник в ее рот, она была еще скромнее, чем я, и боялась, что ищущие мужские руки могут нарушить ее чистоту. Я следовал за ней повсюду, стараясь не влезать в ее голову, которая удручала своей пустотой. Как же это закончилось? Ах, да: ее младший братец Арни рассказал, что постоянно видит ее дома голой и я, горя от нетерпения увидеть ее обнаженную грудь, влез в его голову и получил ее изображение из вторых рук. До тех пор я даже не представлял себе, сколь важным может быть лифчик. Освобожденные от него, ее груди свисали почти до живота, словно две горы дрожащего мяса, перекрещенные синими жилками вен. Это меня излечило. Как давно это было, каким кажется нереальным, Джекки.

Вот. Смотрите. Шпионьте за мной. Мои пылкие неистовые любовные этапы.

Читайте их, чего мне скрывать? Донна, Элси, Магда, Мона, Сью, Луис, Карен.

Вы думаете, моя удаленность от человечества мешала мне находить женщин? Я возрождался к жизни между их ног. "Дорогая Энни, какая была бешеная ночь!

Дорогая Чикита, запах твоих духов еще витает в воздухе. Дорогая Элен, когда я проснулся утром, твой вкус еще остался на моих губах. Дорогая Китти, я…" О, Господи! Китти!" Дорогая Китти, мне так много нужно тебе объяснить, но я не знаю с чего начать. Ты никогда не понимала меня, а я никогда не понимал тебя, поэтому моя любовь к тебе рано или поздно довела бы нас до беды. Что и случилось. Неудачи в общении мешают нашим отношениями, но так как ты очень отличалась от всех, кого я когда-либо знал, действительно очень отличалась, я сделал тебя центром моих фантазий и не смог принять тебя такой, какая ты есть на самом деле, но продолжая долбить и долбить тебя, пока…" О, Боже! Это слишком болезненно. Какого черты вы читаете чужие письма? Вы имеете представление о приличиях? Я не могу показать вам это письмо. Экскурсия окончена. Вон! Вон! Все, вон! Ради Бога, убирайтесь!

20

Опасность разоблачения была всегда. Он знал, что должен быть начеку. То было время охоты на ведьм, когда каждого, кто отличался от общепринятых норм, выискивали и сжигали на костре. Повсюду шпионы, пытавшиеся выведать тайну юного Селига, узнать ужасную правду о нем. Даже мисс Мюллер, учительница биологии, похожая на пуделя женщина лет сорока с мрачным лицом и темными кругами под глазами. Она очень коротко стригла волосы, так что ее шея всегда носила следы недавнего бритья и каждый день являлась в класс в сером лабораторном халате. Мисс Мюллер была глубоко увлечена экстрасенсорикой и оккультными явлениями. Это явный анахронизм для 1949 года: она шагала впереди своего времени, хиппи, родившийся слишком рано.

Она интересовалась всем нерациональным и неизвестным. Учебный план занимал ее поскольку постольку. Она вся была направлена на такие вещи, как телепатия, ясновидение, телекинез, астрология — весь парапсихологический набор. Самой слабой провокации было достаточно, чтобы она забыла об учебной программе, изучении метаболизма или кровеносной системы и села на своего конька. Она одной из первых обладала Ай Чинг. Она верила, что Великая Пирамида в Гизе содержит божественное откровение для человечества.

Она познавала глубинную сущность вещей через Дзэн, Общую семантику, упражнения для зрения Бейтса и чтение Эдгара Кейса. (Как легко я мог расширить ее знания, саморазоблачившись перед ней! Она, должно быть, перешла к дианетикам: Великовский, Бриди Мэрфи и Тимоти Лири и закончила как гуру где-нибудь в Лос-Анджелесе. Бедная глупая легковерная жалкая старая сука).

Естественно, она продолжала исследования в области экстрасенсорного восприятия. Дэвид пугался, когда она заговаривала об этом. Он вечно боялся, что она не устоит перед искушением провести какой-нибудь из опытов Райна в классе и таким образом вытащит его на белый свет. Конечно, он и сам читал Райна "Достижения разума" и "Новые границы разума", периодически просматривал "Газету парапсихологии", надеясь отыскать там нечто, что объяснило бы ему самого себя, но не находил ничего, кроме статистики и туманных рассуждений. О'кей, Райн ему не угрожает, пока живет в Северной Каролине, но чокнутая мисс Мюллер могла раздеть его догола и доставить прямо к костру.

Продвижение к катастрофе. Вдруг тема недели: "Человеческий мозг, его функции и способности". Толстощекий Норман Геймлих стреляет в десятку, точно зная, какую кнопку нужно нажать. Он тянет руку:

— Мисс Мюллер, как вы думаете, может ли человек и правда читать мысли, я имею в виду не фокусы, а настоящую телепатию?

Ах, какая радость для мисс Мюллер! Ее лицо сияет. Она уже готова ринуться в дискуссию о ЭСВ, парапсихологии, необъяснимых феноменах, паранормальных моделях общения и восприятия, исследованиях Райна и так далее. Куча метафизической ерунды. Дэвиду хотелось залезть под парту, спрятаться. Слово "телепатия" заставляет его содрогнуться. Он уже подозревает, что половина класса знает, кто он. Вспышка дикой паранойи.