Умножение скорби
Шрифт:
Но, видимо, чего-то не доставало в моих словах, или тон мой Киску не устроил, поэтому с предложением помыть руки она завела меня в ванную. Замурованная наглухо в сверкающий кафель ванна, красивой формы раковина и хромированная сталь смесителя – все это великолепие должно было сразить меня наповал, особенно по сравнению с родительским санитарным блоком в бывшем амбаре-гараже, но я устояла! И вообще, у меня же Малышев! Все остальное не имело значения…
Мы с Ларисой обменялись новостями из Энска, одарили друг друга парой светских комплиментов – ну еще бы, теперь мы обе замужние дамы, и вернулись к гостям. И тут я почувствовала, что атмосфера в гостиной как-то изменилась – приобрела оттенок легкой напряженности. По тому, каким тоном Борис предложил налить мне шампанского, я поняла, что Олег в своем стремлении к шлифовке профессионального
Остаток вечера мы с мужем провели вместе, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания ни гостей, ни хозяев, но теперь наша «идиллия» не давала покоя Киске. Когда мы с Малышевым уже собирались уходить, Борис тоже вышел, провожая нас, и попытался закурить, но тут на лестничную площадку выскользнула Лариса в наброшенной на плечи дубленке, и, взяв его под руку, томно произнесла: «Не стоит, дорогой, мне это вредно!» И торжествующе глядя на меня, небрежно уронила: «Я беременна!». Итак, по очкам наша неожиданная встреча закончилась в пользу Киски: 1- 0.
Мы с Олегом медленно шли через Бородинский мост на Киевскую станцию метро. К ночи подморозило, белым пунктиром между черным небом и черной водой сыпал снег. Было скользко, и Малышев крепко держал меня под руку. Он словно не слышал последних Ларисиных слов или просто не обратил на них внимания. Коротко обернувшись назад, он бросил взгляд на дом, в котором осталась уютное гнездышко Ремизовых, и вдруг сказал: «А ты молодец, Детка! Пожалуй, я возьму тебя в разведку! И ну его, это метро, поехали на такси, а то ты совсем замерзнешь!»
В те годы улицы Москвы по ночам были почти пустыми, и скоро мы уже подъехали к нашему дому, но за это короткое время, проведенное на заднем сиденье в теплых объятьях Малышева, я согрелась настолько, что не могла остыть до самого утра. Вдохновленная сообщением Киски, в стремлении «догнать и перегнать» я превзошла самое себя, и заснули мы только под утро. Разбудил меня запах кофе – Олег стоял у кровати с кружкой в руке и хитро улыбался: «Детка, если бы я раньше знал, что мое обещание взять тебя в разведку даст такой результат! Видимо, в душе ты прирожденная разведчица, и я подумываю о присвоении тебе очередного звания …» Он еле успел увернуться от полетевшей в него подушки, и … утренний воскресный кофе мы пили за ужином.
Весной, как-то между делом, Олег сообщил мне, что он виделся с Борисом Ремизовым, и тот сказал, что Лариса родила девочку. Однако я уже ждала свою Катьку, поэтому известие о рождении дочери Ремизовых встретила спокойно и даже радостно – у Наташки теперь есть племянница! Но вот то, что Малышев общается с мужем Киски, мне почему-то совершенно не понравилось. «Ты встречался с Борисом? Зачем?» – искренне удивилась я. «Это по работе» – как обычно, когда он не хотел вдаваться в детали, ответил Олег. Но я продолжала: «Послушай, ты можешь сколько угодно дразнить меня «разведчицей», на самом деле из всех ваших «шпионских» качеств я обладаю всего лишь одним, но очень важным – у меня отличная интуиция. И она подсказывает мне, что лучше нам обоим держаться подальше от этой парочки!». Тогда муж только посмеялся над моей, как он выразился, «немотивированной нервозностью беременной женщины», и больше мы к этому разговору не возвращались.
А вскоре мне стало не до Ремизовых: осенью я родила Катерину, и все силы нашей семьи были мобилизованы на то, чтобы помочь мне окончить институт с ребенком на руках. В роли папы Малышев проявил себя самым неожиданным образом: в наших с ним отношениях нежные чувства никогда не демонстрировались в открытую – все-таки мы знали друг друга с детства, а с дочкой Олег сюсюкал так, что я даже ругалась на него иногда совершенно всерьез, опасаясь, что он избалует ребенка. Он не спускал ее с рук, когда бывал дома, вставал к ней по ночам, как-то умудрялся доставать импортные детские вещи, игрушки, и даже купил для Катьки в валютном магазине непромокаемые трусики, в которые вкладывался марлевый подгузник, – «памперсов» у нас тогда еще не было. Я же толком не знала, где находится наша молочная кухня, и вообще, обеспечение семьи продовольствием полностью легло на плечи мужа.
Помогали и наши родители, особенно Елизавета Матвеевна.
Бабушки наперебой ухаживали за нашей Катериной в четыре руки, дед тоже не оставлял ее своим вниманием, так что после того, как дочери исполнился год, я смогла реально вернуться к учебе, и как раз вовремя – надо было писать диплом. Когда я переводилась с вечернего, мне удалось сменить и факультет: в Энске у меня не было выбора, а в Москве я стала учиться на «строительстве мостов и туннелей» – меня, конечно, интересовали мосты.
Еще в детстве в какой-то из умных книжек «для школьного возраста», которые в нашей городской библиотеке давали прочитать «в нагрузку» к художественным и при попытке вернуть непременно спрашивали содержание, я прочитала, что мост – это единственное высокотехнологичное творение рук человеческих в области строительства, которое не наносит ущерба окружающей среде. Мост, с которого я впервые увидела город, ставший мне по-настоящему родным, и множество других мостов, которыми мне довелось восхищаться потом, путешествуя по миру вместе с Малышевым, подтверждали правоту детской книжки. Но я чувствовала, что вряд ли мне когда-нибудь придется принимать участие в сооружении чего-либо подобного: Олега посылали в Индию, и после защиты диплома я вместе с Катькой должна была присоединиться к мужу. Так что моей единственной возможностью профессиональной реализации стала дипломная работа, и я выполнила ее на «отлично». При распределении на работу после окончания института у меня были очень хорошие предложения, но мне пришлось взять свободный диплом, чтобы отправиться «за три моря».
Однако летом везти ребенка в такой жаркий климат было рискованно (обе бабушки в один голос просили вообще оставить дочку с ними, но я не могла), так что до сентября мы с Катериной должны были пожить в Энске. Я словно вернулась в то самое время, когда в соседнем саду впервые увидела Олега: снова впереди было казавшееся бесконечным лето, и я снова тосковала по Малышеву. Но теперь рядом со мной на старом ватном одеяле, расстеленном, как прежде, под яблоней, копошилась толстая и веселая Катька. Она уже прилично говорила, правильно, почти по-взрослому строила фразы – сказывалось воспитание бабушки-учительницы, но ходила неохотно: похоже, что ребенка передавали с рук на руки, и двигаться самостоятельно у Кати просто не возникало необходимости.
Вознамерившись исправить это дело, я решила, что мы с дочкой будем каждый день ходить на пляж, там она у меня и бегать, и плавать научиться. Папа одобрил мою затею и помог оборудовать транспортное средство: снял со старой коляски сиденье со спинкой, и прикрепил его на видавший виды велосипед Малышева вместо багажника. Катька сначала капризничала: ей не нравились ремни безопасности, но быстро привыкла, и даже полюбила наши велосипедные прогулки. А купаться она любила всегда, с самого рождения, воды не боялась, короче говоря, на пляже мне приходилось не спускать с нее глаз ни на секунду, за исключением того короткого времени, когда она спала. Тогда я могла немного поплавать, и пообщаться с окружающими: все-таки это был город моего детства, и знакомых всегда можно было найти.