Умри в одиночку
Шрифт:
– Ладно, Медведь, тебе лучше знать местные реалии, – согласился полковник. – Если тебе не трудно, завари чай, а я пока позвоню своему руководству, как и собирался. Уже пора…
Берсанака без труда понял, что так вежливо его выгоняют из комнаты, чтобы полковник мог поговорить со своим начальством наедине. Но он хорошо знал, что такое разведка, и понимал необходимость уединения для предстоящего разговора не хуже, чем сам Док Доусон. И потому вышел без слов.
Дедушка Саламбек позаботился, чтобы в его отсутствие гости не чувствовали неудобства. Чайник стоял, наполненный свежей водой, а на столе рядом с заварочным чайником лежала распечатанная пачка с чаем.
Чайник давно уже вскипел, чай заварился, и Берсанака почти успел выпить первую чашку, когда из комнаты вышел сумрачный и недовольный чем-то
– Отойди… – безоговорочно потребовал Берсанака.
– Что? – спросил полковник, но всё же сразу шагнул в сторону, чтобы спрятаться за стеной.
– Я же предупредил, что нам могут готовить ловушку. Если они наблюдают за Бекмурзой с вершины холма, то им видно это окно. Старик ушёл – это они видели. Тогда кто в доме под замком? Могут ненужные вопросы возникнуть…
– Не перестраховываешься? – переспросил Доусон.
– Просто соблюдаю элементарную безопасность. Это необходимо в нашем положении. Тем более у тебя какие-то планы назрели…
– Перезрели… – проворчал Доусон, устало усаживаясь всё-таки за стол.
– Что-то не так?
– Предложение Сосланбека не прошло. Они не возражают, если это сделает сам Сосланбек или кто-то другой. Но я не должен быть в этом замешан. Политики… Боятся международного скандала… А скандал бы, если бы всё прошло, получился такой громкий, что федералам пришлось бы прятаться от каждого чеченца… И России пришлось бы долго оправдываться… Но оправдаться бы не удалось…
Берсанака явно заинтересовался:
– Люблю скандалы… Сегодня с удовольствием смотрел, как Аминат скандалила… Выкладывай… Может, меня уговоришь…
– Боюсь, что и тебе не разрешат. Ты официально состоишь в штате нашего разведывательного центра и получаешь жалованье. То есть ты – сотрудник ЦРУ…
– Я не военнослужащий. Я и у вас – на вольных хлебах… Рассказывай…
Полковник задумался. И только через пару минут сказал:
– Я должен опять запросить руководство. Если дадут «добро», то будешь работать. Не дадут – попробую уговорить Сосланбека, хотя он, мне кажется, побоится…
– А ты ещё собирался пристрелить его… Уже раздумал?
– Я не думал, что он может сгодиться. Правда, я и сейчас так не думаю. У него дух слабоват… Не решится, не потянет… С ним запросто можно попасть в неприятность. Здесь нужен жёсткий и бескомпромиссный человек, который понимает, что цель оправдывает средства…
Разговор, кажется, начал переходить на конкретную личность.
– Мне он не показался слабаком… – возразил Берсанака.
Полковник хотел что-то ответить, но разговор прервался громким стуком в дверь. Оба они замерли в напряжении. Дедушка Саламбек говорил, что к нему никто не ходит. Но вот кто-то же пришёл! Конечно, это мог быть и тот самый Сосланбек, о котором они говорили. Мало ли что понадобилось. А если ещё и выпил вместе с братом, может, и про осторожность позабыть.
Сделав знак к соблюдению тишины, Берсанака неслышно скользнул к распахнутой двери, оттуда в комнату, выделенную им стариком, и выглянул из-за шторы на окне, самой шторы не касаясь. Кто стоял на крыльце, видно не было. Но на улице перед воротами стоял милицейский «уазик». Правда, собака сейчас не лаяла, хотя и смотрела сквозь стекло…
Глава четвёртая
1
Спецназ ГРУ покидал подземелья через верхний выход и сразу отправлялся к нижнему, где недавно находился, как все слышали по связи, капитан Матроскин. Но там его уже не застали. Капитан к тому времени уже двинулся по прямой линии в сопровождении одного старшего прапорщика Соловейко. Дважды Матроскин сверялся по карте, чтобы выбрать путь не просто самый короткий, а наиболее, на его взгляд, проходимый, потому что короткий путь в состоянии оказаться и надолго задержавшим. Но, по большому счёту, рельеф местности вокруг села был без сюрпризов, а холмы не представляли проблем с их пересечением, если дыхательная система организма работает нормально. Конечно, когда поднимались по северной стороне очередного холма, сил тратили много, потому что снег там лежал, как правило, вязкий и подталый, цепляющийся за обувь, а южные склоны заставляли делать шаг более коротким, чтобы не скользить на спуске. Но в целом это не представляло слишком больших неудобств для тренированных бойцов спецназа ГРУ. На занятиях они и дистанции несравненно большие преодолевали, да и сам путь выбирался более трудный. Сейчас, в боевой обстановке, тренированность сказывалась.
– Аврал, я – Транзит… – вышел в эфир старший лейтенант Викторов.
– Слышу нормально… – Матроскин перебил, не дожидаясь традиционного вопроса.
– Вышли на твой след… Глубоко пашешь…
– Пашите так же, темп предельный. Направление по карте – господствующая высота на окраине села. Догоняйте, если сможете…
– Отдыхать будешь?
– Трактор идёт без отдыха… Здесь напрямую чуть больше восьми километров…
– Понял. Мы – гоним…
Больше разговоров не было. Разговоры во время передвижения способны сбить дыхание даже в самом тренированном организме. Из всего отряда капитана Матроскина разве что младший сержант Игумнов в состоянии бежать и рассказывать о жизни в своей деревне что-то такое, отчего другие будут смеяться и теперь уже смехом сбивать себе дыхание. Капитан разрешал Игумнову болтать во время тренировок, потому что это тоже была тренировка для лёгких остальных. Сейчас Игумнов был далеко в стороне, и его «подснежник» не доносил даже звуков тракторного двигателя, как вначале. Значит, младший сержант был вне зоны досягаемости связи, обычно, вне пределов прямой видимости, не превышающей пары километров. Или же холмы экранировали и создавали для связи помехи. Впрочем, необходимости в связи с Мишкой пока не возникало. А там, в селе, эта связь будет надёжной, потому что Мишка будет уже, как надеялся капитан, в пределах прямой видимости…
– Тенор, не отставай…
– Скользко…
– Разуйся… Босиком легче будет…
– Снег липкий, – возразил старший прапорщик. – Не люблю, когда между пальцами набивается…
А если лишние разговоры всё же поддерживаются, и даже без видимых затруднений, значит, темп можно ещё взвинтить, решил капитан, сделал шаг шире и ногами зашевелил быстрее…
Как оказалось, торопился Матроскин зря, если вообще запас времени и возможность перевести дыхание можно отнести к категории вещей, которые делаются зря. Трактор, как и просил капитан младшего сержанта, двигался неторопливо и дважды даже останавливался, чтобы полюбоваться, как буксует в грязи всепролазный «уазик». Останавливался Мишка на случай, если младший лейтенант Дударков не сумеет своими силами выбраться и придётся машину вытаскивать. Но у «уазика» мосты хорошие и помогали Дударкову с грязью справляться без помощи трактора. Но оба не торопились, в отличие от Бекмурзы, понимая, что чем сильнее газуешь, тем больше закапываешься в почву. И так, без спешки, добрались до дороги с более-менее твёрдым покрытием, которое когда-то даже асфальтом называлось. Но и там, оставляя грязные следы, не слишком торопились.
На въезде в село перестроились, и первым поехал «уазик». Дударкову нужно было показать дом Бекмурзы, а между младшим сержантом и младшим лейтенантом связь осуществлялась только с помощью жестов.
– Муромец, я – Аврал. Как слышишь? – раздалось вскоре в наушнике.
– Нормально, товарищ капитан… Трактор только мешает…
– Как Бекмурза? Не вдрызг растрясли?
– Его, похоже, не скоро растрясёшь. Я три раза в кузов заглядывал – непробудный… Лежит на фибролитовых плитах, сам как плита… И морда цементного цвета… Таких даже в вытрезвитель не берут…
– Ладно, продолжай путь… Мы наблюдаем… На месте не сильно торопись, чтобы мы успели всю картину рассмотреть…
Дударков включил сигнал поворота, заранее предупреждая, когда следует свернуть влево и выехать на улицу, параллельную главной, и вскоре снова включил тот же сигнал. Поворачивать больше было некуда, и это могло означать только то, что они прибыли на место.
Дом у Бисолатова был кирпичный, капитальный, обнесённый со стороны фасада не менее капитальным забором, и только с соседним двором, как было видно из высокой кабины трактора, кирпичный забор был выложен только наполовину, а старый, невысокий, из плоских местных камней, скрепленных глиной, был уже наполовину развален.