Умри завтра
Шрифт:
К концу недели в горшке накопится еще больше, кто-то из членов ее команды или конкурирующих бригад унесет деньги домой. Она сама смогла бы, успешно начав неделю, несмотря на отлучки. Боже, как хочется выиграть! Заплатить за ремонт машины, сделать подарок Кейтлин, повысить ежемесячные долговые выплаты…
Из офиса открывается чудесный вид на Брайтон, погруженный в зимние сумерки, но Линн всегда настолько сосредоточена на работе, что редко любуется городом. В данный момент на ней наушники, на столе дымящаяся кружка кофе, она старается думать только о звонках по списку. То и дело прерывается, смотрит с тяжелым сердцем на фотографию Кейтлин,
Вернувшись к списку, Линн набрала номер, услышала грубый мужской голос с северным акцентом:
– Слушаю.
– Добрый день, – вежливо поздоровалась она. – Мистер Эрнест Мурхаус?
– Э-э-э… кто говорит? – настороженно уточнил мужчина.
– Меня зовут Линн Беккет. Вы мистер Мурхаус?
– Допустим.
– Я звоню из долгового агентства «Динарий». Мы недавно отправили вам письмо относительно восьмисот семидесяти двух фунтов, которые вы задолжали по карточке магазина «Хоум-ФиксИт». Представьтесь хотя бы.
Последовало минутное молчание.
– Ах, – сказал мужчина, – извините, не понял. Я не мистер Мурхаус. Вы ошиблись номером.
Связь оборвалась.
Линн опять набрала номер, ответил тот же голос.
– Мистер Мурхаус? Это Линн Беккет из «Динария». Кажется, нас разъединили.
– Я только что сказал, я не мистер Мурхаус. Проваливайте, не беспокойте меня, иначе я приду в вашу шарашку в Новой Англии и засуну телефон в вашу пышную задницу.
– Значит, вы получили мое письмо? – невозмутимо продолжала Линн.
Голос повысился на несколько октав и набрал децибелы.
– Ты чего-то не понимаешь, глупая корова?! Я не мистер Мурхаус!
– Если не получили, то откуда знаете, что мы находимся в Новой Англии? – вежливо спросила Линн, по-прежнему сохраняя спокойствие.
Сдвинула наушники, чтобы не слышать поток брани. Неожиданно в сумочке зазвонил мобильник. Она его вытащила, взглянула на дисплей: «Номер не определяется». Нажала кнопку отмены. Когда брань стихла, сказала:
– Должна предупредить, мистер Мурхаус, что наш разговор записывается в учебных и контрольных целях.
– Да? Ну, я тоже должен вас предупредить, мисс Барнет. Больше мне никогда не звоните в это время дня и не толкуйте о деньгах. Понятно?
– Какое время дня вам удобнее?
– Никакое время дня и ночи, мать твою! Поняла?
– Мне бы хотелось разработать приемлемый для вас план еженедельных выплат.
Она снова сдвинула наушники.
– Для меня ничего не приемлемо, черт побери. Я потерял долбаную работу! У меня в кармане шиш с маслом! Проклятые приставы ломятся в дверь за более крупными долгами, чем ваша хреновина! Проваливай, и больше никогда не звони, мать твою! Поняла меня, сука?
Линн глубоко вдохнула.
– Может, начнем с десяти фунтов в неделю? Нам хочется облегчить ваше положение. Мы предлагаем удобный план.
– Оглохла, мать твою?!
Телефон опять умолк, и почти сразу же пискнул мобильник – пришло сообщение. Она сделала пометку в досье Эрнеста Мурхауса. Ему будет послано следующее письмо, за которым на будущей неделе последует новый звонок. Если не сработает – а похоже на то, – придется передать дело в судебный отдел. Линн тайком – частные разговоры не поощряются, – поднесла к уху мобильник,
Координатор по трансплантации из Королевской больницы Южного Лондона просит срочно перезвонить.
44
В выходные в городе случилась еще одна подозрительная смерть – известный сорокалетний торговец наркотиками по имени Джеффри Дивер выпал из окна своей квартиры на седьмом этаже многоквартирного дома на набережной. Все признаки самоубийства, но ни коронер, ни полиция не хотели делать поспешные заключения. Небольшая следственная бригада, занявшаяся этим делом, собралась в первом помещении отдела тяжких преступлений, поэтому, чтобы им не мешать, Грейс проводил свои летучки в конференц-зале с другой стороны коридора.
Его разросшаяся команда сидела вокруг прямоугольного стола на красных стульях. В конце зала прямо за суперинтендентом стоял выгнутый стенд, выкрашенный в два голубых оттенка, с электронным адресом суссекской полиции и изображением пяти полицейских значков. На противоположной стене монитор.
Расследуемое дело все больше волновало Грейса. В субботу на обеде с танцами удалось поболтать с новым главным констеблем, и его удивила осведомленность Тома Мартинсона о ходе работы. Понятно, что за каждым его шагом будет следить не только Элисон Воспер, но и сам Мартинсон. Три тела, доставленные в Брайтон и Хоув, привлекают все более пристальное внимание национальных средств массовой информации, что, в частности, означает и пристальное внимание к суссекской уголовной полиции. Единственным происшествием, которое в данный момент препятствует широкому освещению этого случая, стало исчезновение больше недели назад двух маленьких девочек в деревушке близ Гуля. Пресса сосредоточилась на них и на их ближайших родственниках.
– Восемнадцать тридцать, понедельник, первое декабря, – объявил Грейс. – Восьмой инструктаж по операции «Нептун». – Он хлебнул кофе и продолжил: – Нынче утром я выдержал в высшей степени неприятную встречу с прессой. Кто-то проболтался об отсутствии у жертв органов.
Он по очереди оглядел своих самых надежных коллег – Лиззи Мантл, Гленна Брэнсона в костюме цвета электрик, как бы готового отправиться на званый вечер, Беллу Мой, Эмму Джейн Бутвуд, Нормана Поттинга, Ника Николла, – абсолютно уверенный, что это не они и не сержант Гай Батчелор. Фактически уверен, что утечка не отсюда. И не из морга. И не из полицейской пресс-службы. Может, из кадрового отдела…
Белла взяла номер лондонской «Ивнинг стандарт» и последний выпуск «Аргуса». Заголовок в «Стандарт» гласил: «Загадка украденных органов из найденных в Ла-Манше тел». «Аргус» возвещал: «В телах из канала отсутствуют жизненно важные органы».
– Завтра будет и в утренних газетах, – вздохнул Грейс. – В Шорэмской гавани шастает пара бригад из теленовостей, в нашу пресс-службу целый день звонят с радиостанций. – Он кивнул на Дэнниса Пондса, которого пригласил на совещание.
Бывший журналист, старший офицер по связям с общественностью, Пондс больше напоминает столичного торговца. Сорокалетний, с гладко зализанными волосами, густыми широкими бровями и пристрастием к блестящим костюмам, он решает нелегкую задачу укрепления неизменно хрупких отношений между обществом и полицией. Ситуация часто бывает проигрышной, и полицейские, питая вечную подозрительность к тем, кто хоть как-нибудь был связан с прессой, называют ее «пондсовой».