Умри завтра

Джеймс Питер

– В морг каждый день привозят людей, которым я все отдаю. Их родственникам тоже. Но умудряюсь также устроить собственную жизнь. Ты этого не делаешь, Рой. Твоя жизнь – работа.

Впереди замаячила темная бездна.

– Тебя тоже могут вызвать каждую минуту дня и ночи в течение семи дней в неделю, – напомнил он.

– Это другое дело. – Она пожала плечами, окинув его странным взглядом.

Грейс ощутил внезапный укол паники. Сделал долгий глоток из стакана, но алкоголь перестал действовать. Впервые с начала их связи Клио показалась чужой, незнакомой.

– И так будет

всегда, правда?

– Как?

– Я буду слоняться по дому, ждать тебя. Ты влюблен в свою работу.

– Я в тебя влюблен, – пробормотал он.

– И я тоже в тебя влюблена. Но не настолько глупа, чтобы думать, будто смогу тебя изменить. Ты хороший, однако… – Она пожала плечами. – Я очень горжусь, что вынашиваю твоего… нашего ребенка. Однако меня беспокоит, какой из тебя получится отец.

– Мой отец был полицейским, – сказал Грейс. – Отец из него был ужасный. Я им всегда страшно гордился.

– Он был сержантом.

– Ну и что из этого?

– Черт возьми, выпить хочется. Долго еще ждать шампанского?

– Может, еще минут десять?

– Соберу ужин. Выведешь Хамфри в патио? Ему дела надо сделать.

Грейс покорно вывел пса в крытый садик, походил с ним кругами десять минут, за которые Хамфри ничего не сделал, только изгрыз его руку. Снова впущенный в заднюю дверь, пес просеменил по лестнице, написал на пол в гостиной, а затем гордо навалил кучу на белый ковер. Пока Грейс за ним убирал, шампанское идеально остыло. На маленьком кухонном столике стояли две миски с креветками, нарезанный авокадо и листья салата. Он взял из буфета два узких высоких хрустальных бокала, откупорил бутылку с предельной осторожностью, как будто младенца держал на руках, налил вино.

Они чокнулись. Клио осторожно попробовала шампанское, закрыла глаза на секунду. А когда открыла, они искрились, как вино.

– Ух! Потрясающе!

– Слушай… – начал Грейс. – Знаю, я еще не познакомился с твоим отцом, в вашем мире существуют формальности, которых необходимо придерживаться, но… Клио… ты выйдешь за меня замуж?

Последовало долгое мучительное молчание. Она просто смотрела на него с непроницаемым выражением, потом снова надолго приникла к бокалу.

– Рой, милый, мне не хочется, чтобы ты посчитал то, что я скажу, за причуду, каприз или что-нибудь вроде того… Хорошо?

Он пожал плечами, понятия не имея, что последует дальше.

Она повертела в руках бокал.

– Знаешь, я решила, если ты сделаешь мне предложение из-за беременности, я за тебя не пойду. – Она бросила на него беспомощный взгляд. – Это не та жизнь, какой мне хочется… для нас обоих.

На этот раз молчание длилось еще дольше. Потом он сказал:

– Беременность тут вообще ни при чем. Это просто очень крупная премия. Я люблю тебя, Клио. Из всех, кого мне посчастливилось в жизни встретить, ты самая прекрасная душой и телом. Люблю тебя всем сердцем. Буду любить до конца света и дальше. Больше того – хочу прожить с тобой оставшуюся жизнь.

Клио задумчиво кивнула, улыбнулась.

– Неплохо. – И махнула рукой. – Еще.

– Люблю твой нос. Глаза. Юмор. Взгляд на мир. Люблю твой ум. Доброту к людям.

– Значит, дело не в том, как я верчусь

в постели? – уточнила она с притворным возмущением.

– В этом тоже.

Она еще выпила, уткнулась в стол локтями, держа бокал перед лицом, глядя поверх ободка.

– Знаешь, ты тоже неплох в этом смысле.

– Поганка!

Она сморщила нос.

– Грубиян, сукин сын!

– Тебе нравится!

Она высокомерно надулась.

– Нет, не нравится. Я это делаю исключительно для твоего удовольствия.

Он ухмыльнулся:

– Не верю.

Хамфри сидел на полу и выл, пока они занимались любовью. Наконец, ему надоело, и он отправился спать.

Они держали друг друга в объятиях. Клио поцеловала Роя в нос, в глаза, в губы.

– Знаешь, ты просто невероятный любовник. Не эгоист, как ни странно.

– Все мужчины эгоисты?

Она кивнула, усмехнулась:

– Судя, конечно, по личному опыту общения с сотнями любовников!

– Из уст специалистки принимаю за комплимент.

Она ткнула его кулаком, снова поцеловала.

– Есть в тебе еще кое-что, суперинтендент, – ты внушаешь мне ощущение безопасности.

– А ты внушаешь мне ощущение, будто я грубиян.

Она провела ладонью по крепкому мускулистому телу:

– Еще, черт побери?

– Разве это было недавно?

– Минут пять назад.

– Видно, у меня проявляются первые признаки болезни Альцгеймера. [23] Я думал, это было просто для разогрева.

23

Болезнь Альцгеймера – старческое слабоумие.

Она снова усмехнулась:

– В жизни не видела такого грубияна!

– Сама меня толкаешь на грубость. – Он стал целовать ее лицо, шею, плечи…

Много позже в мерцающем свете почти догоревшей свечи Клио, крепко прижавшись к нему, сказала:

– Ладно, сдаюсь. Выхожу за тебя.

– Правда?

– Правда. Мне этого хочется больше всего на свете. Но ведь будут проблемы?

– Какие?

– У тебя есть жена.

– Я уже начал процесс признания ее мертвой. Столько лет прошло. Сестра меня давным-давно уговаривает.

– Клио Грейс, – мурлыкнула Клио. – М-м-м, красиво звучит.

Снова поцеловала его и заснула.

60

Гленн Брэнсон молча сидел за рулем черного «хёндэ», в отчаянии глядя на собственный дом. Сидел уже пять часов.

Маленький домик 1960-х годов пристроен одной стеной к другому на крутой улочке в Солтдине за вершиной утеса, в настоящем гнезде ветров. Машина раскачивалась, по корпусу хлестал дождь.

По щекам текли слезы. Он не обращал внимания ни на ледяной ветер, ни на голод, ни на необходимость помочиться. Просто смотрел на ярко-желтую дверь, за которой некогда был его дом. Смотрел на фасад, ставший чем-то вроде Берлинской стены между ним и его прежней жизнью. Глаза затуманили слезы. Стекла автомобиля затуманил дождь. Сознание туманит любовь, злоба, боль.