Унденский лебедь
Шрифт:
Судили демократы.
К Пилату воззвала толпа:
"Дай зрелищ, а не Рая!", –
С морщин диктаторского лба
Пот ужаса сшибая;
И состраданья в пасти льва
Найдется к жертве больше:
Палач – народная молва –
Трофей терзает дольше.
Подлей всех оказался тот,
За ширмою скрываясь,
Кто паству, этот же народ,
Лишь грабил, не гнушаясь:
– О Боге вспомнить нам велел! –
Роптали фарисеи –
Из храма вышвырнуть
Торговцев Иудеи!
От истины его беда:
В бюджете дефицит!
Не хочет в долю?… ну, тогда…
Пусть будет он убит!
И чести в грешника устах
Две пригоршни найдется:
Святой наместник на глазах
От лжи не отречется.
За что же вменены им всем –
Рабам сим и их слугам –
Сонм бед, несчастий и дилемм?!
Быть может, по заслугам?
Столетий двадцать утекло
С событий древних лет,
Но неизменно лишь одно:
Толпы презренней нет;
Жестокость – лакомство людей:
Ничтожен человек!
И средь безжалостных зверей
Сего свирепей нет.
Венца природы осквернил
Не автор – пастырь дней:
Ту аксиому зверь явил
Историей своей.
«Постскриптум»
(Софии К)
Однажды ты, конечно, вспомнишь
О нашем недозревшем счастье.
И тихой грустью улыбнешься
Любви, погибшей в одночасье.
Однажды ты, конечно, вспомнишь
Сердец двух юных миг мечтаний.
И, не жалея слез, приснишься
Им призрачностью очертаний.
Однажды ты, конечно, вспомнишь
Бал поцелуев до рассвета.
И, заплутавши в дебрях жизни,
Захочешь моего совета.
Однажды ты, конечно, вспомнишь
Стесненье самой первой встречи.
Как август соблазнял цветами,
Как солнце опекало плечи.
Однажды ты, конечно, вспомнишь
Пьянящей страсти ароматы.
И эхом прошлого услышишь
Ее манящие цитаты.
Однажды ты, конечно, вспомнишь
Давно забытую дорогу.
И, робостью укутав ноги,
Вернешься к старому порогу.
Однажды ты, конечно, вспомнишь,
Что здесь умели всех прощать;
Но, стуком в дверь повременивши,
Ты умудришься опоздать…
Однажды ты, конечно, зная,
Что прах развеян мой стихами,
Возможно, пожелаешь Рая
Душе, не брезгавшей грехами.
PS:
Однажды ты, конечно, зная,
Что я не мог уйти так просто,
Почтовый ящик открывая,
Потянешься к конверту косно.
Однажды ты, конечно, зная,
Что в нем огромное наследство,
Меня, как прежде, проклиная,
Вновь выпьешь от давленья средство.
Однажды ты, конечно, зная,
Что смерть – любить мне не помеха,
Конверт волнением вскрывая,
Чредуешь плачь с объятьем смеха;
Однажды ты, конечно, зная
Тридцать три буквы алфавита,
Прочтешь, морщинами зияя:
"Я вам прощаю, сеньорита!"
«Падение Рима»
Встречал, утопая в пороке,
Объятьями громких блудниц,
Колос свой закат в позолоте
Обрядами самоубийц.
Жужжало триумфом отребье
Глубинных пунических снов,
Звезда озарилась на небе
Суровым заветом волхвов.
И Форум не слышал весталок,
Квириты оглохли навек;
И Претор блестящий стал жалок,
А Сервусом стал человек.
Улыбчивый Цилер всесилен?
Но он для судьбы слишком мал:
Смиренным предстанет, наивен,
Когда в Храм ворвется вандал!
О, ветер! Утихни! Не время;
Поэту мгновенье даруй,
Сарказмом презреть это племя,
А позже огонь здесь раздуй!
Невнятным яви дуновеньем,
Смешным и убогим глупцом;
Спаси, защити воскресеньем
Мой слог и все строки потом.
Прощай, подгоняемый роком,
Себя уничтоживший Рим!
Мне участь – беде быть пророком,
Твоя – быть к беде той глухим.
«Наследство»
Родился я в блаженный месяц,
У пятницы пречистой на руках.
Под пенье благородных вестниц,
Цвет неба приютив в глазах.
Мне солнце освещало сны,
И звезды днем мерцали ярко;
С младенчества до седины
Я любовал талант подарком.
Мне юность мысли пропитала
Страницами великих книг.
Укромно муза целовала
Моих сентенций черновик.
Во искупление устами
Свидетельство произносил;
Не жизнь я возжелал мечтами,
Не смерти лик я поносил.
Купил я счастье за несчастье,
Продал я славу за покой.
Милее мне пейзаж ненастья
С дождем, осеннюю листвой.
Кто истово стремится к Богу,
Кончину жаждет бытию;
И верен тот завета слову,
Что честь не заложил рублю.
Я чудаком слыл в век убогих