Упадок и разрушение

Во Ивлин

– То же, видимо, ожидает и меня, - вздохнула Марго.
– Мне здесь что-то не по себе. Поль, да скажи же хоть слово, умоляю тебя?

– Как там Аластер?
– спросил Поль

– О, очень мил! Днюет и ночует в Королевском Четверге. Он мне очень нравится.

Снова молчание.

– Знаешь, - сказала наконец Марго.
– Очень это странно: жила я, жила и вдруг поняла, что меня больше не считают порядочной женщиной. Я ведь тебе писала: леди Периметр со мной не здоровается. Она-то, конечно, просто вздорная старуха, но в последнее время

это не единственный такой случай. Как тебе это нравится?

– Не все ли тебе равно?
– ответил Поль.
– В конце концов, все они -зануды.

– Конечно, зануды, но мне неприятно, что это они меня бросили. Мне все равно, но все-таки обидно, особенно за Питера. Тут ведь не одна леди Периметр, а и леди Вагонсборо, и Фанни Простотакк, и Сперты - словом, все. Какая жалость, что все это началось, как раз когда до Питера дошло наконец, что он - граф... Это внушит ему всякие неправильные мысли, как ты находишь?

– Что новенького в Южной Америке?
– резко перебил ее Поль.

– Поль, не будь злюкой!
– прошептала Марго.
– Ты бы этого не сказал, если бы знал, каково мне.

– Извини, Марго. Но я действительно хочу знать, как там дела.

– Дело мы сворачиваем. Нам мешает одна швейцарская фирма. Но, говоря словами Контроверса, к остракизму это никакого отношения не имеет. По-моему, я просто старею.

– Чушь! Всем этим мымрам за восемьдесят, а тебе еще до этого далеко.

– Я так и знала, что ты не поймешь, - ответила Марго и умолкла.

– Еще десять минут, - сообщил надзиратель.

Все получилось не так, как мы хотели...
– сказала Марго.

Они поговорили о том, где бывает Марго и что читает Поль. Потом Марго сказала:

– Поль, я пошла. Я больше не могу этого выдержать.

– Спасибо тебе, что пришла, - ответил Поль.

– Я приняла одно важное решение, - проговорила Марго.
– Только что. Я выхожу замуж за Контроверса. Как это ни грустно, но выхожу.

– Это из-за того, что я так кошмарно выгляжу?
– спросил Поль.

– Нет, просто так получается. Из-за того, что ты сказал, тоже, но в другом смысле, Поль. Я не могу поступить иначе. Понимаешь, милый? Это и тебе поможет. Только ты не думай, что это из-за тебя одного. Просто так уж вышло. Милый, милый, до чего же трудно это объяснить!

– Если желаете поцеловаться на прощанье, - вмешался тюремщик, - то тем, которые неженатые, это, вообще, не положено... Ну, да уж для вас сделаю исключение!..

О, черт!
– сказала Марго и, не оглядываясь, вышла вон.

Поль вернулся в камеру. Его ждал ужин - пирог с голубями, в крахмальной салфетке. Но Полю было не до еды: ему было больно оттого, что ему нисколечко не больно от всей этой истории.

Глава 5

СМЕРТНЫЙ ЧАС ПИТОМЦА ЗАКРЫТОЙ ШКОЛЫ

Дня через два Поль свиделся с Граймсом в каменоломне. Когда надзиратель отошел, Граймс сказал:

– Старина, я больше не могу. Мне здесь худо.

– От

этого никуда не уйдешь, - ответил Поль.
– По-моему, тут вполне терпимо - не хуже, чем в Лланабе.

– Но не для Граймса!
– воскликнул Граймс.
– Он изнывает в неволе, как жаворонок. Тебе-то все едино: ты любитель почитать, поразмышлять и тому подобное. А я человек иного склада. Люблю выпить, поразвлечься, перекинуться словечком-другим с приятелями. Я человек общительный. Каторга меня заела. Тошнит меня от здешнего священника. Он вваливается ко мне без спроса и допытывается, "не забыл ли я Господа". Конечно, забыл! Так ему и отвечаю. Все могу снести, старина, кроме неволи. Это сломало меня в Лланабе, это допечет меня и здесь, если я сам о себе не позабочусь. Граймсу пора улетать в теплые страны.

– Отсюда невозможно сбежать, - сказал Поль.

– Ничего, вот дождемся тумана...

По счастью, туман появился уже на следующий день. Внезапно, как это водится на Эгдонской пустоши, на землю опустилась густая беспросветная мгла и окутала арестантов и всю каменоломню.

– Стройся!
– скомандовал дежурный надзиратель.
– Шабаш и стройся! Эй, ты, кретин!
– крикнул он Граймсу, зацепившемуся за провод полевого телефона.
– Если порвешь связь, завтра поговоришь с начальником.

– Посторожи лошадь, - сказал другой надзиратель и протянул Граймсу поводья.

Надзиратель наклонился подобрать кандалы, в которые заковывали заключенных, чтобы довести их до дому. Граймсу никак не удавалось управиться с лошадью, которая переступала с ноги на ногу и тянула его в сторону.

Тебе даже лошадь доверить нельзя!
– заворчал надзиратель.

Но тут Граймс ловко поймал ногой стремя, вскочил в седло и поскакал через пустошь.

Назад!
– проревел надзиратель.
– Стрелять буду!

Он приложился к винтовке и пальнул в туман.

– Никуда не денется, - хмыкнул он.
– Отсюда надолго не сбежишь. Получит, дурачье такое, одиночку и диету номер один.

Это происшествие никого не всполошило, даже когда выяснилось, что телефонная связь прервана.

– На что ему надеяться!
– говорил надзиратель.
– Такое часто случается. Бросит кайло и деру. Но куда убежишь в полосатой куртке, да еще без гроша в кармане! Сегодня же вечером сообщим о нем всем окрестным фермерам. Отсидится где-нибудь пару дней, а потом, с голодухи, вернется. Или в деревне его сцапают. Нервы сдали - вот и сбежал.

Вечером вернулась лошадь. Граймса не было. Разослали патрульных с овчарками; известили всех фермеров, живших на пустоши, и взбудораженные жители заперлись на все замки, категорически запретив детям выходить на улицу; перекрыли дороги и, к великому огорчению законопослушных граждан, обыскивали все автомобили. Граймса не было... Арестанты хихикали и бились об заклад насчет того, на какой день сцапают беглеца, но дни проходили, проигравшие расплачивались хлебными пайками, а Граймса и след простыл.