Упрямица
Шрифт:
– Отлично, мадам! Я подчиняюсь вашей воле! И без малейшего сожаления! В конце концов я получил от вас все, что хотел, а заодно понял за истекшее после этого время, что все это не стоило затраченных усилий. Скажу вам, мадам, со всей прямотой: вы скучны в постельных играх до зевоты.
Рэйвен пулей промчалась мимо Шарля, стараясь не разрыдаться прямо у него на глазах. Его беспощадные слова подтвердили то, что казалось ей выдумкой Беттины. Капитан стоял, сжав кулаки. Когда же шаги ее стихли, он резко развернулся и направился к воротам, где его уже ждал Дмитрий с отдохнувшими лошадьми.
Молча взобравшись на лошадь, Шарль натянул
– Ну как, дружище? – спросил он. – Ты передал Рэйвен, что я ее скоро навещу?
Шарль так резко осадил лошадь, что та заржала и поднялась на дыбы.
– Дмитрий, если ты еще раз упомянешь при мне имя этой женщины, клянусь, я пристрелю тебя!
Зная, что Шарль никогда не бросает слов на ветер, Дмитрий, придержав свою лошадь, немного отстал от друга. Он погрузился в тяжкие раздумья. «Ничего не понимаю, – говорил он себе. – С тех пор, как эта красотка с кошачьими глазами ступила на борт нашего клипера, капитан превратился в незнакомца. К тому же в сумасшедшего!»
Друзья молча доскакали до стен Лахора, совершенно не заметив прекрасного заката.
Глава 10
Посреди длинной череды старых и давно требующих ремонта складских помещений, расположенных на территории ханапурского гарнизона, стоял летний домик с покосившейся табличкой на воротах. Выцветшая надпись гласила, что это резиденция Филиппа Бэрренкорта, сотрудника Британской Ост-Индской компании. Из-за надвигающейся зимы сады, прилегавшие к бунгало, выглядели оголенными и заброшенными. Трава пожухла. Крыльцо заросло сорняками. Да и все вокруг имело столь же безрадостный вид. Трудно было представить себе, что это жалкое, обветшавшее строение привлекало Филиппа Бэрренкорта больше, чем яркий и красочный Бомбей. Но Рэйвен не спешила его осуждать, напротив, попыталась объяснить это тем, что летом здесь, конечно же, всё выглядело гораздо привлекательнее. И, разумеется, здесь намного прохладнее, чем на знойной равнине.
– Не похоже, чтобы кто-нибудь был дома, – озабоченно проговорила Дэнни, выглядывая из окна экипажа.
– Ничего подобного, – поспешно возразила Рэйвен, стараясь отогнать дурные предчувствия, мгновенно разбуженные замечанием Дэнни. – Если бы его не было дома, он бы не смог выслать за нами эту повозку, не так ли?
– Интересно, почему он не приехал к майору Вайандотту вместе с повозкой? – размышляла вслух Дэнни.
Рэйвен зябко поежилась.
– Вероятно, он был занят. Или просто не мог отлучиться так неожиданно.
Повозка остановилась. Рэйвен проворно спустилась на землю, не дожидаясь чьей-либо помощи. Когда дверь дома распахнулась, она повернулась в нетерпении. Но это был всего-навсего слуга с торжественным, хотя и не очень приветливым лицом.
– Мистер Филипп Бэрренкорт дома? – спросила Рэйвен, поднимаясь по ступенькам. – Я…
– Саиб ждет вас в доме, – сообщил ей слуга на хорошем английском, правда, с неистребимым акцентом. – Пожалуйте за мной.
Уже темнело. Лампы в доме еще не были зажжены; возможно, поэтому дом показался Рэйвен сумрачным, возникло ощущение запустения, которое, к счастью, исчезло, когда слуга открыл дверь в дальнем конце коридора и шагнул в сторону, пропуская гостью. Небольшой кабинет оказался довольно уютным, горели лампы, стопки деловых бумаг и легкий беспорядок нагляднее любых слов свидетельствовали
Внешностью Филипп Бэрренкорт, видимо, пошел в мать, поскольку ничуть не походил ни на Рэйвен, ни на сэра Хадриана. Филипп, которому недавно перевалило за сорок, был высок, статен и белокур. Нижнюю часть его лица скрывала вьющаяся рыжевато-золотистая бородка. Сияющие голубые глаза смотрели приветливо; однако Бэрренкорт сидел не шелохнувшись, даже не сделал попытки встать.
– Вы кузен Филипп? – спросила Рэйвен, несколько обескураженная таким приемом.
– Да, – произнес хозяин кабинета.
Он наконец поднялся и шагнул навстречу гостье, пристально, глядя ей в лицо. Стоя он казался еще выше, даже выше Шарля, а широкими плечами и могучим телосложением напоминал «медведя» Дмитрия. Внешность кузена оказалась для Рэйвен первой неожиданностью. Сколько же их еще ожидает ее? Филипп ничем не напоминал стареющего морщинистого сэра Хадриана – за исключением ястребиного взгляда. Внимательно взглянув на кузена, Рэйвен обратила внимание на его нездоровую бледность; она решила, что он переболел какой-то болезнью и именно этим объяснялось его затянувшееся пребывание в Аахоре.
– Вы, надеюсь, извините меня, что я не приехал встретить вас, – сказал Филипп и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. От него приятно пахло мускусом. – При сложившихся обстоятельствах, – он развел руками, привлекая ее внимание к своему халату и шлепанцам, – мы потеряли бы слишком много времени, если бы я затеял переодевание. А мне не хотелось заставлять вас ждать и бросать на ночь глядя на произвол судьбы…
– Конечно, конечно, мы все понимаем… – поспешно проговорила Рэйвен.
– Мы? – Филипп взглянул на Дэнни, застывшую в дверях.
– Моя компаньонка Ханна Дэниэлс, – представила Рэйвен свою бывшую гувернантку.
– Рад приветствовать вас, миссис Дэниэлс, – вежливо поклонился Филипп. – Я уверен, что вы обе жаждете освежиться перед ужином. Ахмед займется багажом и покажет вам ваши комнаты.
Филипп уткнулся в свои бумаги, не дожидаясь, когда Рэйвен поблагодарит его и выйдет. Ахмед низко поклонился и взмахом руки показал, что гостье пора покинуть комнату и проследовать за ним. В конце длинного коридора, ведущего в глубь дома, индус остановился у одной из дверей и снова поклонился.
– Мисси-саиб остановится здесь, а ваша ая – вот здесь, вы всегда сможете позвать ее, если понадобится.
Рэйвен вежливо поблагодарила Ахмеда и открыла дверь. Комната оказалась просторной и была начисто лишена украшений, в изобилии имевшихся, как она успела узнать, почти во всех индийских домах. Если, конечно, не считать украшением свисавшее с потолка опахало, которым, вне всякого сомнения, часто пользовались в летние месяцы. Единственное окно закрывали жалюзи. Когда Ахмед зажег лампу, Рэйвен увидела в ее мерцающем свете, что стены комнаты – совершенно голые, выкрашенные в цвет слоновой кости, вдруг показавшийся девушке совершенно удручающим. К ее величайшему облегчению, оказалось, что спать ей придется не на легкой индийской койке, а на настоящей европейской кровати, с подушками и чистым тканым покрывалом.