Урал атакует
Шрифт:
Приняв на грудь, они молча пожевали остатки наваристой щуки.
– Никто не представлял. В этом-то и была наша вина, – продолжил мысль Сева. – Мы сами профукали свою Россию.
– Думаешь? Кто ж мог знать, что посыплются ядерные бомбы?
– А, брат. Вот тут ты неправ! Это с нашего молчаливого согласия чиновники и олигархи распродавали страну, это с нашего молчаливого согласия мичманы расхищали армейский запас, а высшие чины Минобороны, вместо производства новых ракет, раздавали за взятки выгодные заказы на форму от Юдашкина. Это с нашего молчаливого согласия нас превращали в быдло, едва сводящее концы с концами на десять-пятнадцать тысяч рублей в месяц. В быдло, тупо пялящееся после
Костя тоже выпил. Очередная доза прошла как по маслу.
– А шо, по-твоему, мы должны были революсы устраивать? – ломано спросил он, разжевывая теплую картофелину.
– Да зачем революцию? Ты сам подумай. Если бы каждый тогда задумался хоть на минуту, если бы мы все кричали на каждом углу, если бы в наших долбаных башках произошла перестройка. И вместо того, чтобы скачивать по Сети очередной американский боевик, мы бы обсуждали с народом, с такими же, как мы, возможность ядерного удара по России, готовы ли мы к войне и что нужно сделать, чтобы подготовиться? И обсуждали бы, как обманчивы сидящие в Кремле, как на их сытых, лоснящихся рожах не видно никакого реального беспокойства о судьбах своего народа, и всякие там мизерные добавки к пенсиям, эти нищенские подачки, всякие проблемы здравоохранения и коррупции они якобы решают и говорят об этом с такими постными лицами, как будто только что приехали с шашлычного уик-энда… А ведь старик Солженицын еще при жизни об этом говорил, да только никто не слушал. И если бы все это мы понимали и начинали менять, прежде всего, каждый сам себя, то все бы изменилось в те дни в лучшую сторону.
Так нет же. Нам куда интересней было пялиться в экраны на всяких там Ксюш Собчак и Максимов Галкиных, этих леденцовых идолов для подражания и зависти. А они теперь благополучно обжились за границей и жрут ананасы с рябчиками. Успели улизнуть еще до ядерной бойни. Так нет же. Нас больше волновало, как бы срубить бабок по-легкому, да не пропустить важный футбольный матч. Нам больше хотелось погулять по гребаным гипермаркетам, да и поискать мяса подешевле, нахапать куриц бройлерных, да журнальчиков автомобильных.
– Эк тебя занесло, – осадил Костя, воспользовавшись паузой. – Давай-ка лучше выпьем еще по маленькой.
Он разлил сам и поднял рюмку. На неказистом лице Севы застыло странное, непонятное Косте выражение. Родственники выпили, уже не закусывая. Впрочем, Муконин и без того чувствовал себя довольно пьяным. Теплая кровь нежными мурашками бегала по телу, в голове отмечались необычайная чистота и полет мыслей. Вся эта усталость после долгой и опасной дороги сюда, закончившейся столь уютной кухонькой, после попеременного нытья рук, спины и ног, попытки удержать приключений и потери приятеля, после периодической боязни за свою жизнь, после жалости за тающие деньги, после увиденного повсеместного разорения и бардака – все это, разом навалившееся к наступившему вечеру, разом и снялось спиртовыми вливаниями. И стало удивительно легко и хорошо, даже невесомо, как бывает приятно облегчение после снятой уколом боли.
– Хотя у вас там, я чувствую, – снова заговорил Сева, – на Урале люди сильнее оказались. Закаленные сибиряки. После того как грянул пипец, ваши как-то быстро скооперировались, в республику собрались, короче, успели воздвигнуть стену, в отличие от наших самарских рохлей. Я по телику местный канал иногда смотрю. Там миротворцы пропаганду вдалбливают, что на Урале собрались отбросы, бывшие зэки, олигархи и менты. Чтоб мы их ненавидели и ратовали за их уничтожение. Поэтому я давно понял, что там у вас все пучком.
– Да как сказать, – протянул Костя. – Если сравнивать с тем, что здесь, то конечно. У нас после пипеца, как ты говоришь, в три дня все организовалось. Полпред сразу весь Урал и Тюмень к рукам прибрал. Первые дни беспорядки, конечно, были: мародерство, изнасилования, ментов всех перелупили. Но власти быстро создали народную дружину и начали патрулировать, а Чрезвычайное Правительство по телику и на улицах жестко стало внушать новые порядки.
– Н-да, молодцы. Примерно так я и представлял. А у нас, бля, в первый же день начали магазины разграблять. Тут в городе такое творилось! Женщины, старики и дети боялись на улицы соваться. Ментов тоже всех перегасили, воинские части расформировались, начали крушить дома, кирпичные подрывать, деревянные сжигать. Торговые центры позакрывались, «Космопорт» вон вообще мародеры обчистили, в самые первые горячие деньки предприятия все встали, кроме хлебомакаронных да водочных. Потом пришли миротворцы и навели порядок. Они и наш завод заняли и наладили производство запчастей к военным самолетам. Но я-то туда уже не вернулся.
– И чем ты сейчас на жизнь зарабатываешь, если не секрет, конечно? – осведомился Костя. – Как вы вообще тут зарабатываете?
– Лично я соседкин самогон продаю. Я у нее посредник. А что, надо же как-то выживать. – Сева округлил хмельные глаза. – А насчет других не знаю. Кто где подвязался. Иные америкосам продались, кто на заводе остался, кто на их стройки подался чернорабочим. Другие приторговывают потихоньку, кто чем может. В ходу у нас в основном «зелененькие», но можно и юанями рассчитываться, натовцы не брезгуют. У тебя, кстати, бабки-то хоть есть с собой?
– Да осталось немного, – уклончиво ответил Костя. – Два дня пожить хватит. Сделаю тут свои дела и отчалю.
– А что за дела, если не секрет? – решился спросить, наконец, Сева под пьяную дудку.
– Скоро сам узнаешь. Скоро все изменится, – загадочно сказал Костя. – А о большем не спрашивай.
– Ну-ну… Давай еще накатим!
Глава девятнадцатая
Прошло минут пятнадцать после открытия. В зале с двумя посетителями, торопливо проглатывающими завтрак, ощущалась какая-то трагическая пустота. Костя занял удобную позицию – столик около углового окна, откуда парковку можно было наблюдать как на ладони.
В другом углу типичный менеджер лет двадцати пяти, в сером костюме с красным галстуком, тыкал вилочкой в ломтики картошки фри. «Счастливчик, оставшийся в смутное время с работой», – заключил Костя. У противоположной стены опохмелялся мужичок неопределенной внешности, в потрепанном плаще. Он сразу же вызвал у Кости чувство зависти. В горле была засуха, в желудке крутило. Муконин поглядел на часы. До назначенного времени еще десять минут. Он прижал ноги к чемоданчику под стулом, чтобы ощущать его боковыми костяшками.
– Что будете заказывать? What do you want?
Девушка в панаме с буквой «М» игривыми от рождения глазами смотрела на Костю. Чуть пухлые губки улыбались, и на румяных щеках вырисовывались такие чудные ямочки. В этот пасмурный день своим появлением она могла бы заменить редкое солнышко.
– Один чай, please. – Костя улыбнулся в ответ, но скорее посмеиваясь над дурацким правилом задавать вопросы на двух языках.
– Это все? – Девочка ни капли не удивилась.
– Пожалуй, пока да.