Урановый рудник
Шрифт:
«Римляне тоже были решительными, деловыми и хорошо вооруженными ребятами, — напомнил отец Михаил, — а Иисус пришел в Иерусалим без мотострелкового полка».
«Эй, эй! — забеспокоился солдат. — Ты что несешь, родимый? Какой Иисус?! Ты хоть помнишь, что с ним стало в этом твоем Иерусалиме? А ты не сын Божий, тебе воскресение не светит…»
— Лет триста назад, — громко, на весь лес, объявил отец Михаил, заглушая этот встревоженный голос, — за разговоры с самим собой меня объявили бы одержимым. В наше время это называют шизофренией. Спасибо науке, будь она неладна.
Солдат у него в голове умолк, затаился и стал
«Это мы скоро проверим», — подумал отец Михаил.
Вскоре после полудня он сделал короткий привал, а еще через пару часов просека вывела его на узкую лесную дорогу. Очутившись на ней, отец Михаил осмотрелся и присвистнул от удивления.
Сама по себе дорога его не удивила — он предполагал, что найдет ее где-то здесь. Но она была проложена вдоль невысокой железнодорожной насыпи, о существовании которой отец Михаил даже не подозревал. Сверившись с картой, батюшка выяснил, что память его не подводит: в этом районе не значилось никаких дорог — ни шоссейных, ни проселочных, ни тем более железных.
— Вот так штука! — сказал отец Михаил и, свернув карту, поднялся на насыпь.
Слежавшийся, густо проросший жесткой травой щебень насыпи захрустел под его сапогами. Дорога была узкоколейная, заброшенная, по всей видимости, не один десяток лет назад. Лесные травы поднялись едва не по пояс отцу Михаилу, полностью скрыв под собой рыжие, изъеденные коррозией рельсы и гнилые остатки шпал.
Узкоколейка просматривалась в обе стороны не более чем на сто метров. Отец Михаил спустился с насыпи и попытался отыскать на дороге следы, указывающие, в какую сторону повернула машина. Увы, здесь, наверху, дождя не было, и на сухой каменистой почве не удалось разглядеть никаких указаний. Пожав плечами, отец Михаил решил действовать наудачу, повернулся спиной к солнцу и размеренной солдатской поступью двинулся в неизвестность.
Глава 5
Начальник местной управы Семен Захарович Потупа оказался худым, привычно сутулящимся человеком с впалыми, скверно выбритыми щеками, желтыми от табака вислыми усами и мутноватыми, постоянно слезящимися глазами, которые печально глядели из-под низко надвинутого козырька потертой кожаной кепки. Весь он, как и его кепка, производил впечатление какой-то потертости, никчемности и никудышности, как старое, насквозь провонявшее нафталином драповое пальто, которое и носить нельзя, и выбросить жалко. Помимо кепки, на Потупе были мятый и засаленный черный пиджак, из-под которого выглядывал сероватый, весь в затяжках и шариках свалявшейся шерсти свитер, и пузырящиеся на коленях брюки защитного цвета, заправленные в растоптанные кирзовые сапоги. От рядового аборигена Семена Захаровича отличали разве что древний дерматиновый портфель, с виду совершенно пустой, торчащая из нагрудного кармашка шариковая ручка да очки в массивной черной оправе, которые
— Из города нам, конечно, звонили, — говорил он по дороге, — да только что мы могли сделать? Вы уже в дороге были, назад не воротишь. А тут такое дело — батюшка пропал! Хр-р-р — тьфу! Осторожнее, тут лужа, так вы ее справа, по травке, а то с другой стороны вязко… И гостиницы у нас сроду не было. В наших краях приезжие в два года раз появляются, так на что она нам, гостиница? Если кому надо, всегда найдется, у кого денек-другой перекантоваться. А если придется, так хоть и год… А все ж таки я бы вам советовал на постой ко мне определиться. У меня и попросторнее, и дом покрепче, поновее, и столоваться там же можно, с нами… Могиканин, дьявол чумазый, брысь с дороги! Хр-р-р — тьфу на тебя!
Поджарый, как скаковая лошадь, перемазанный до самых глаз поросенок с возмущенным хрюканьем метнулся прочь, ловко увернувшись как от сапога, которым Семен Захарович пытался пнуть его в бок, так и от его метко нацеленного плевка.
— Так как насчет того, чтобы ко мне? — снова завел свое Потупа. — Ей-богу, у нас вам будет удобнее.
— Благодарю вас, — сказал Алексей Андреевич Холмогоров, который уже был сыт начальником управы по горло. — Не хотелось бы никого стеснять своим присутствием, да и я, признаться, привык к уединению. Поэтому с вашего позволения я предпочел бы разместиться в доме отца Михаила. Разумеется, если к тому нет препятствий.
— Да какие же могут быть препятствия? — удивился Потупа. — Батюшка никогда дверь не запирает, заходите и живите.
— Я имел в виду нечто иное, — сказал Холмогоров. — Не будет ли отец Михаил в претензии за такое самоуправство, когда вернется?
Потупа остановился.
— Вернется? — переспросил он с таким выражением, словно впервые услышал это слово. — А, ну да, конечно… Да нет, с чего бы ему обижаться? Хр-р-р — тьфу! Ведь вы же помочь ему приехали, как я понимаю. А вы надолго к нам?
— Да нет, ненадолго. Встречусь с отцом Михаилом, помогу ему выбрать место для храма и уеду. Ну, может, еще немного погощу, если он пригласит. Места у вас здесь замечательные! Честное слово, насмотреться не могу.
— Да, места знатные, — рассеянно согласился Потупа и снова звучно сплюнул в лужу. Плевок закачался на поверхности воды, омерзительный, как дохлая медуза. — Значит, хотите встретиться с отцом Михаилом…
— Без этой встречи мой приезд сюда теряет какой бы то ни было смысл, — сказал Холмогоров, подумав про себя, что глава местной администрации, похоже, не очень-то рассчитывает на возвращение приходского священника.
— Ну да, ну да, — покивал головой Потупа. — Только… как бы это сказать? В общем, кто его знает, когда он вернется!
— Простите, я вас не совсем понял…
— А чего тут понимать? Хр-р-р — тьфу! В наших лесах месяцами бродить можно, пока не надоест. Может, батюшка от расстройства, что церковь опять, уж в третий раз, сгорела, решил… это… в отшельники податься! Хр-р-р — тьфу ты, пакость какая ядовитая! Чистая отрава! Уж и невкусно, и неохота, и невмочь, а все никак не брошу.
— В отшельники — это вряд ли, — осторожно возразил Холмогоров.