Урановый рудник
Шрифт:
Кто-то коротко хихикнул — то ли Петров, то ли Завальнюк, — и наступила странная, неловкая тишина. Холмогоров поднял голову и по очереди вгляделся в лица своих товарищей, но ничего не увидел, поскольку луч фонарика освещал только лежащее на земле тело.
— Что случилось? — спросил он. — Я что-нибудь не то сказал? Но вы сами взгляните: купола, кресты…
— Алексей Андреевич, — сказал Завальнюк ласково, — милый вы мой! Да вы что, с Луны свалились? Купола, кресты… Да это же его послужной список! Каждый купол — ходка…
— Ходка? — переспросил Холмогоров.
— Ну, срок… Бот, глядите: раз, два, три…
— Благодарю вас, — вежливо сказал Холмогоров. — Это было в высшей степени полезное разъяснение. Познавательное.
Пересчитывать окошки он не стал — их было видимо-невидимо.
— Не может быть, — задумчиво сказал Петров, — чтобы в архивах на этого волка ничего не нашлось. Сфотографировать бы его, откатать пальчики да послать запрос…
— Помолчи, — резко оборвал его Завальнюк. — Не твоего ума дело, лейтенант, без тебя разберутся.
Сказано это было как-то так, что Холмогоров сразу понял: когда подполковник кричал на Петрова за то, что тот убил снайпера, это делалось просто для острастки, потому что так положено; теперь же, судя по всему, Завальнюк рассвирепел не на шутку, как будто участковый затронул запретную тему. При этом Петров был, без сомнения, прав: личное дело убитого наверняка до сих пор хранилось в одном из архивов МВД и могло пролить свет на происходящие в Сплавном и его окрестностях события.
Похоже было на то, что подполковник Завальнюк прибыл в Сплавное с одной-единственной целью, четко сформулированной Холмогоровым еще в начале вечера: тихо и аккуратно замести мусор под половик. Это было печально: Алексей Андреевич придерживался о Завальнюке лучшего мнения. Глядя на окаменевшее после начальственного окрика лицо Петрова, подсвеченное снизу фонариком, Холмогоров дал себе слово выяснить, что это был за мусор и кто его здесь оставил.
— Уходить надо, — медленно остывая, сказал Завальнюк, — а то устроили мы тут с вами базар… Того и гляди, кто-нибудь из его приятелей нас из леса на мушку возьмет.
— Да вряд ли! — сухим, казенным голосом возразил Петров. — Давно бы уже взяли. Покараулить бы… Не может быть, чтобы они его тут оставили!
— Бесполезно, — после короткого раздумья отмахнулся от этой идеи Завальнюк. — Если они за нами следят, то сразу поймут, что кто-то остался в засаде. А если не следят… Что ж теперь, поселиться в этих кустах? Оружие забираем, и айда в расположение части.
Петров молча пожевал губами, явно подавляя острое желание возразить высокому начальству. Холмогорову логика подполковника также показалась странной, но это его ничуть не удивило: он уже понял, что в данном деле подполковник Завальнюк себе на уме.
Глава 14
Кончар стоял у окна, скрестив на могучей груди толстые, как окорока, руки, глядел вниз на шевелившуюся невдалеке от ямы небольшую толпу и молчал, давая утихнуть клокотавшему в груди гневу. Взгляд его то и дело отрывался от людей внизу и останавливался на пулемете. Пулемет стоял в углу кабинета, растопырив вороненые сошки и выставив комариный хоботок ствола. В прикрепленной к казеннику тусклой стальной коробке, невидимая снаружи, свернулась, как спящая змея, туго набитая патронами лента. Патронов хватило бы на всех, кто собрался
Он отвернулся от окна, подошел, скрипнув начищенными до зеркального блеска сапогами, к столу и раздавил окурок в оловянной пепельнице. Только после того, как погасла последняя тлеющая крупинка табака, человек-медведь поднял хмурый взгляд на Савела, который все еще стоял у двери, безмолвный, неподвижный и бледный, как гипсовая статуя. Савелу было от чего бледнеть: нрав Кончара он изучил досконально и доподлинно знал, что ночное происшествие кому-то дорого обойдется; кому именно и насколько дорого, неизвестно, но что даром оно не пройдет — это факт.
— Так, — веско произнес Кончар и положил ладонь на крышку висевшей на животе кобуры. Савел не вздрогнул, но зрачки у него расширились во всю радужку, так что глаза мигом превратились из серых в черные. Однако Кончар и не думал доставать ствол, просто кобура была удобной опорой для руки. — Так, — повторил Кончар и побарабанил пальцами по кобуре, — давай этого урода сюда.
Осознав, что крайним на этот раз выбран не он, Савел заметно расслабился и даже шагнул было не к двери, а вперед, к окну, чтобы, высунувшись из него, позвать упомянутого урода прямо отсюда, из кабинета, и не бить попусту ноги, бегая вверх-вниз по лестнице. Но Кончар стоял у него на пути, как скала, даже не думая уступать дорогу. Смотрел он не то чтобы мимо своего ближайшего помощника, но как бы сквозь него. Глаза у него напоминали два огромных камня. Савелу ничего не стоило обойти Кончара, но он решил не рисковать: оттого, что лишний раз перед хозяином прогнешься, спина не переломится, а вот если что не так, он ведь запросто может хребет перешибить — в самом что ни на есть прямом, буквальном смысле этого выражения…
Поэтому он, не отваживаясь повернуться к Кончару спиной, задом, по-рачьи, попятился к двери и открыл ее спиной. Когда он уже почти вывалился в коридор, Кончар вдруг сказал неожиданно ровным голосом, словно обсуждая с Савелом некую хозяйственную мелочь:
— Нельзя на такие дела покойников посылать, Савел.
Савел остановился на пороге, лихорадочно взвешивая «за» и «против»: открывать пасть или не открывать, а если откроешь, что говорить?
Промолчать было бы попросту невежливо — вроде пропустил хозяйское замечание мимо ушей, по принципу: собака лает — ветер носит. Ну а что тут скажешь? Нельзя-то, конечно, нельзя, да только…
— Ты ведь сам не велел молодых в поселок отправлять, — все-таки сказал он то, что думал. — Даже охотиться в той стороне им запретил.
— Знаю, — тяжело, будто булыжник уронил, откликнулся Кончар. — Ступай, Савел, не тяни резину.
Резво перебирая ногами по крошащимся от старости бетонным ступенькам лестницы, Савел вдруг сообразил, что имел в виду хозяин. Покойников на такие дела посылать нельзя? Тут он кругом прав. Прирезать кого втихую или слямзить, что плохо лежит, — это да, на это они мастера, да и то… И возраст у них уже не тот, и здоровьишко после штольни оставляет желать лучшего. Многие, шестого десятка не разменяв, уже по второму разу в земельку легли, да и остальным, поди, недолго осталось. Так что вояки из них действительно как из дерьма пуля.