Урановый рудник

Воронин Андрей Николаевич

Шли они, полагаясь на подробную карту местности, обнаружившуюся у Завальнюка во внутреннем кармане куртки, и показания компаса, извлеченного подполковником из другого кармана. На карте, к завистливому удивлению Петрова, были обозначены и узкоколейка, и рудник, и даже тоннель, который, пронзая толщу Салаирского хребта, выходил прямиком в соседнюю Кемеровскую область. Завальнюк объяснил, что тоннель был взорван одновременно с рудником, ввиду чего предложил не рассчитывать на экскурсию по соседней области. Петров в ответ посоветовал ему не умничать, а показывать дорогу, и подполковник с удивившей Холмогорова покладистостью взялся за дело.

Действовал он строго по науке —

вертел компас во все стороны, засекал азимуты и чертил на карте карандашные прямые, которые в конечном итоге должны были кратчайшим путем вывести их к руднику. Холмогорову все это казалось пустой тратой времени, но он не спорил: момент для взятия инициативы в свои руки еще не настал, это он ощущал всем своим существом, а до этого момента было, в сущности, безразлично, чем заниматься и куда, а главное, за кем идти.

В результате бурной, сугубо профессиональной деятельности подполковника Завальнюка они, как и следовало ожидать, заблудились, причем произошло это как-то вдруг. Некоторое время они еще бродили из стороны в сторону в сгущающихся сумерках, треща валежником и то выбредая на какие-то просеки, то вдруг снова их теряя, пока все не стало окончательно ясно даже Завальнюку, который остановился, в последний раз посветил фонариком сначала на карту, потом на компас и наконец объявил с какой-то непонятной обидой в голосе:

— Ни черта не понимаю!

Меж тем заходящее солнце послало последний красноватый отблеск на повисшие над гребнем хребта легкие перистые облака, и через несколько минут в лесу стало темно, как в угольном бункере. Сквозь полог ветвей сверкали крупные, ничего не освещавшие, холодные звезды, в лесу насмешливо ухал и хохотал филин. Стало прохладно, и комары, уже давно докучавшие путникам, совершенно осатанели. Больше всего от них доставалось Петрову, который так и отправился в лес в одной драной рубашке без пуговиц и даже без головного убора, зато обвешанный, как елка, трофейным оружием. Бесполезное в схватке с комарами, оружие гремело и лязгало, когда участковый, шипя и сдавленно матерясь, неистово колотил себя ладонями по всему, до чего мог дотянуться. Это не осталось не замеченным Завальнюком, который не замедлил подпустить колкость по поводу комаров-алкоголиков, предпочитающих питаться спиртом, лишь слегка разбавленным кровью. В ответ Петров разразился длинной, прочувствованной речью, касавшейся самозваных топографов-следопытов, неспособных даже при помощи карты, компаса и дорожных указателей отыскать дорогу в сортир. Завальнюк проявил неожиданное благоразумие и не принял вызова — то ли потому, что и впрямь чувствовал себя виноватым, то ли потому, что ему, в его брезентовой куртке и шляпе с опущенным накомарником, от комаров почти не доставалось, и он мог позволить себе проявить некоторую снисходительность.

— Надо хоть куда-нибудь выходить, — сказал он, обводя лучом фонарика казавшуюся при таком освещении сплошной и непролазной стену деревьев и кустарников.

С ним никто не спорил, даже Петров; выходить действительно было надо, только никто не знал куда. Не встретив ни сопротивления, ни поддержки, Завальнюк с решительным видом двинулся вперед, и его спутникам ничего не оставалось, как последовать за ним.

Фонарик, освещавший пятачок земли прямо под ногами у Петра Ивановича, помогал очень мало, разве что риск переломать себе ноги, запутавшись в буреломе, с ним был существенно ниже, чем без него. Почти час они брели наугад без цели и смысла, и Холмогоров читал мысли своих товарищей по несчастью так же ясно, как если бы те ругали его вслух.

Потом свет фонарика стал мигать и меркнуть прямо на глазах.

— Батарейка

садится, — сообщил Завальнюк то, что было очевидно и так.

— Ну, хватит, — решительно объявил Петров и с наслаждением прихлопнул на шее комара. — Надо становиться на ночлег. Разведем костерок — с дымом, чтоб кровососы эти отстали…

— Вот как раз возле костерка они нас тепленькими и возьмут, — возразил Завальнюк.

— По мне, так лучше Кончар с его бандитами, чем эти упыри. Ведь до костей обглодали, сволочи!

— Терпи, казак, атаманом будешь, — без тени сочувствия сказал Завальнюк.

— Тише, — сказал Холмогоров. — Слышите?

В наступившей после его возгласа тишине они услышали отдаленный перестук и какое-то глухое буханье. Спутать этот звук с чем бы то ни было не мог даже такой сугубо штатский человек, как Холмогоров: где-то в лесу шла оживленная перестрелка и, кажется, даже рвались гранаты. Увы, определить, откуда доносятся эти звуки, оказалось невозможно: треск очередей и глухое уханье далеких разрывов путались в лесу и раздавались, казалось, отовсюду. Петров и Завальнюк, послушав с минуту, с одинаковой уверенностью указали в прямо противоположные стороны.

— Хоть бы они трассирующими стреляли, что ли, — с тоской сказал Петров.

— А толку? — немедленно возразил подполковник. — Они ж не в небо палят, как ты их увидишь, свои трассеры?

— Если не в небо, — задумчиво сказал Холмогоров, — тогда в кого? Да еще так густо… Или я ошибаюсь?

— Густо, густо, — подтвердил Завальнюк. — Патронов не жалеют, и гранат тоже… Ого!

Последнее восклицание относилось к серии мощных взрывов, от которых даже здесь, на приличном расстоянии от места перестрелки, под ногами шевельнулась земля. Откуда-то сверху сорвалась и с глухим шорохом упала в кусты прошлогодняя кедровая шишка.

— Может быть, это спецназ, о котором вы говорили, подоспел раньше времени? — спросил Алексей Андреевич.

— Нереально, — засомневался Завальнюк.

При свете звезд было видно, что он, задрав голову к небу, вертит ею во все стороны, явно пытаясь отыскать на темном небосклоне отблеск далекого пожара. Никакого отблеска на небе не наблюдалось, а через пару минут стихла и стрельба.

— Все, — констатировал в наступившей тишине Петров и с размаху ударил себя ладонью по щеке. — В кого бы они там ни палили, тот бедняга, кажется, готов.

— Или ушел, — оптимистично предположил Завальнюк. — По-моему, это было там.

Он указал рукой куда-то в темноту — куда именно, никто не разглядел — и, треща сучьями, попер через лес напролом, как танк. Наполовину сдохший фонарик он теперь включал лишь время от времени, и все трое то и дело спотыкались о валявшиеся под ногами сучья, путались в кустах и налетали на внезапно возникавшие на пути стволы лесных гигантов.

Так они шли, казалось, целую вечность, а на самом деле, наверное, не больше получаса. Потом Холмогоров вдруг остановился, и Петров, который уже давно замолчал, перестал отбиваться от комаров и, кажется, дремал на ходу, как заморенная лошадь, немедленно налетел на него.

— А? — спросил он спросонья. — Чего?

— Постойте, — сказал Холмогоров Завальнюку, который с тупым упорством потерявшего управление механизма продолжал трещать сучьями впереди.

Треск сучьев прекратился, и в темноте, на время ослепив Холмогорова, зажегся тусклый луч фонаря.

— Ну, что там у вас? — со сдержанным раздражением поинтересовался подполковник. — Опять предчувствие или это, как его… озарение? Может быть, вас просто для разнообразия осенила какая-нибудь полезная идея? Например, как нам отсюда хоть куда-нибудь выбраться… А?