Урод
Шрифт:
Сердце у нее замерло и тут же забилось сильнее. Это мог быть только один человек. Только он мог переложить ее с дивана на кровать, только он мог просто отвернуться от нее и уснуть.
Она повернулась, буквально подкатилась к горячему телу и коснулась спины двумя руками.
Лилайне всегда казалось, что все мужчины громко храпят. Она помнила, как засыпала в комнате отца, когда была совсем маленькой, а он будил ее громким жестким храпом, но принц спал тихо. Ей даже не пришло в голову, что он мог бы и не спать, пока она изучает кончиками пальцев его плечи, поднимавшиеся от каждого вздоха. Ее левая рука, наконец, соскользнула со шрамов на чистую ровную кожу.
Лилайна дрожала, но просто не могла остановиться, перебираясь рукой со спины на обнаженную грудь. Ей казалось, что она скользит по камню обтянутому кожей, который по воле древней магии мог дышать. Прильнув к нему всем телом, она не удержалась и все же коснулась губами его шеи, попав случайно на тонкую границу шрама, расползающегося по телу мужчины. Это прикосновение взволновало ее до дрожи. Она поджала колени, коснулась лбом его спины, чувствуя, как наливается жаром и краской.
Пытаться понять, что и зачем она делает, она просто не могла, убеждая себя, что это лишь любопытство, да попытка лучше узнать своего пленителя. Ей проще было считать принца именно пленителем, а не спасителем, чтобы держаться от него как можно дальше. Но она едва могла дышать, сейчас, прижимаясь к нему, щурясь, но поднимаясь пальцами по шее по выступу кадыка к подбородку, не скрытому маской. С дрожью во всем теле, с мурашками, ползущими по ногам, она коснулась пальцами губ, которые когда-то целовали ее, и замерла, касаясь пальцем верхней границы, где на мягкие губы ложился тугой тяж рубца.
Ей стало чуточку страшно, но после мига сомнений, она скользнула рукой на правую щеку. Именно в этот миг открылась дверь, не та дальняя, ведущая в коридор, а маленькая потайная дверца, расположенная в двух шагах от кровати. В комнату зашел тот самый мальчик, присутствовавший на суде. Утренний свет, попадавший в сад, скользнул вместе с ним в темные покои принца.
Лилайна поспешно опомнившись, отпрыгнула от Антракса, села на кровать и спряталась в простынь по самый нос. Уши и щеки у нее горели. Она ругала себя за подобные действия, наблюдая, как мальчишка строго смотрит на нее. Она зажмурилась, заранее боясь возможных слов этого строгого ребенка, но тот лишь коснулся плеча принца и спокойно негромко произнес.
– Ваше Высочество, время.
Спящий мужчина сделал глубокий вдох, кивнул и неспешно сел, стараясь побороть сонливость. Он хотел что-то сказать, но, чуть повернувшись, увидел Лилайну и тут же приказал, отводя взгляд в сторону:
– Отвернись немедленно.
Она не шелохнулась, видя как сильные плечи задрожали.
Антракс тяжело дышал, сжимая кулак.
– Подай мне маску, - велел он мальчишке, поторапливая его жестом.
Принцессе показалось, что его рука всегда уверенная и властная все же дрожала. Мальчишка быстро подбежал к столу и принес заветную маску. Принц тут же надел ее. Дрожь и волнение сразу ушло. Он словно превратился в другого человека, который резко обернувшись, встал и накрыл принцессу с головой простынью, на которой спал.
– Никогда не смей смотреть на меня, - рыкнул он, уходя куда-то в сторону.
Принцесса вынырнула из простыни, дрожа, кусая губы и стараясь не плакать, видя, как загораются огни свечей и закрывается маленькая дверца, слыша, как за ее спиной ляпнули сапоги, и по полу застучала трость.
– Идем, ты мне нужен, - сообщил принц мальчишке.
– А к тебе скоро придут, - сообщил он принцессе. – Ты поедешь со мной на встречу с Гэральдом.
Лилайна обернулась, вдруг испугавшись имени своего жениха, но тяжелая дверь, ведущая в коридор, с грохотом закрылась.
4. Выбор королевы (6)
Быстро шагая по коридору, Антракс жестом подозвал к себе Икара. Мужчина, ждавший этого, нагнал принца и зашагал рядом, отставая на почтительный шаг.
– Надеюсь, у тебя ко мне нет личных претензий? – спросил принц спокойно.
– Нет, Ваше Высочество.
– И если они будут, ты ведь выскажешь мне их в лицо?
Принц обернулся. Мужчина спокойно посмотрел на него и кивнул.
– Хорошо.
Антракс, понимающий что чувства его верного хранителя были задеты, отнесся бы с пониманием к гневу и едва ли ожидал от Икара подлости, но считал просто необходимым оговорить случившееся.
– Она сказала мне, что вы соврали, - произнес Икар.
– А ты?
– Я знаю, что вы не стали бы врать.
Принц только кивнул и вновь пошел по коридору.
– Ты, кстати, узнал кто был предателем у нас на кухне? – спросил он, внезапно вспомнив о незавершенном перед отъездом деле.
– Да, это был один из поваров.
– И где он?
– Его казнили по приказу вашего отца.
– Хорошо.
Принц кивнул, помолчал немного и спросил:
– Ты выяснил мотив?
– Он хотел стать главным королевским поваром.
Принц замер и обернулся.
– А ему не приходило в голову, что он мог получить рекомендательное письмо и попасть в штат к моему отцу, а там уже при хорошей службе получить эту должность?
Икар невольно улыбнулся.
– Он был плохим поваром, - произнес он, стараясь не смеяться и в то же время виновато опустив глаза.
Принц ничего не сказал, только продолжил свой путь.
– Ваше Высочество, я могу спросить? – несмело заговорил мужчина, почти шепотом.
– Разумеется.
– Вы действительно будете не против, если я женюсь на ней.
– Это твое право, - спокойно ответил принц.
– Но я хотел бы увезти ее отсюда.
Антракс вновь остановился и обернулся, изучая взглядом мужчину.
– Вы ведь знаете, что я авелонец, я прибыл со свитой вашей матери совсем мальчишкой, вырос среди эштарских мальчишек и перенял слишком много.
Мужчина все же опустил глаза, боясь сказать то, что он думал, понимая при этом, что только правды от него и ждут, какой бы она не была.
– Эштар извратил меня, извратил ее. Не подумайте, я не осуждаю. Вы, рожденные здесь, мыслите как-то иначе, видите все в каком-то другом свете, но мы, чужаки, просто ломаемся здесь. Я-то был мальчишкой и скорее приспособился, а она… Она ведь не такая!
Он взглянул принцу в глаза.
– Знаете, она мне рассказывала о детстве, о голодном детстве, о нищете, взглядах полных презрения, о том, как стыдно было ей появиться при дворе в старом платье собственной матери, вышедшем из моды полвека назад. Разве виновата она, что теперь боится нищеты и готова на все, чтобы не жить так снова. Позвольте нам уехать.