Уроки украинского. От Майдана до Востока
Шрифт:
— То есть, посеяв добро на территории Украины, вы пойдете дальше сеять его на территории Российской Федерации?
— А Россия и так в добре и в мире живет. На месте Путина я бы поступил по-другому — не надо договариваться с теми, кто убивает людей. Их надо уничтожать.
— Кого вы имеете в виду?
— Руководство украинской армии. Не сам солдат пришел сюда по доброй воле.
— Вам так жаль украинского солдата?
— Я жалею его! Как человека, который воюет за мыльный пузырь!
— Там внизу у вас стоит бабушка. Вы ее видели, — говорю я. — Ее сын арестован и находится тут, в штабе.
— А я не знаю, за что его арестовали.
— Я тоже не знаю. Но его мать будет стоять
— Да не дай Бог! Мы разберемся и что-то предпримем. Здесь в Краматорске раньше жил человек, мне рассказывали, он вел себя бесчинно и беспринципно. Ничего святого у него не было, держал весь город. Но его мать — ни при чем…
— Ваша мать жива?
— У меня все умерли. Папа. Мама, — выдыхает. — Мама — когда я сидел. В две тысячи седьмом она умерла. Она очень сильно переживала, когда меня посадили в тюрьму за траву… Которую, блин, наши бабушки кушали во время голодомора! Да кто вы такие, чтобы говорить мне, что можно, а что нельзя?! Кто вы такие, а?!
— Вы чувствуете вину за смерть матери?
— Да, я чувствую вину! Не я тут главный. Если бы я был компетентен решить вопрос этой бабушки, я бы давно отдал ей ее сына… Любите мать, как святыню. Любите мать, она вас воспитала. Любите мать, она у вас одна… И когда матери уже нет… Царствие небесное всем моим родным, — глаза Бабая блестят.
Старушка сидит на той же картонке в нише. Ее окружают бойцы. В руках у нее ручка и газета, на уголке которой она записывает даты их рождения, и тыкая головкой стержня по цифрам туда-сюда, бормоча под нос что-то, выводит астрологические предсказания.
— Вы будете долго жить, вы — долгожитель, — обращается она к самому молодому. — А ваша планета — солнышко. Вас же ожидает карьерный рост, — говорит рослому парню, который сжимает автомат. Все хохочут. — Не смейтесь, я смотрела по планетам — по солнцу и луне. Вместе они дают четверку, а это уже — планета Прозерпина. Вам обеспечен успех во всех делах. А вас… вас ожидает наследство из-за границы!
— Да вы что, бабуля! У меня родственников богатых нет!
— Вот увидите! Родственники скоро объявятся. А вы будете жить за границей. Материально будете обеспечены всю жизнь. А вы будете счастливы, у вас будет большая семья. Но… у вас низкий гемоглобин в крови. Надо проверить. А еще, товарищи мужчины! — строго произносит она, привстав. Все замолкают и обращаются вслух. — Все свои дела делайте только когда полный месяц! Не дай бог, это будет новая луна! Первая четверть луны для вас неблагоприятна! Но все будет хорошо…
P. S. После возвращения корреспондента «РР» в Москву стало известно, что обитатели краматорского Дома малютки вывезены из города и переданы украинской стороне. Эвакуация проведена совместными усилиями правительства ДНР и главы фонда «Справедливая помощь» Елизаветы Глинки (доктор Лиза).
«За эту войну потом будет стыдно»
Почему граница в Ростовской области похожа на линию фронта
Война пришла в Россию. Десятки тысяч беженцев с Донбасса, в больницах раненые мирные жители, ополченцы и украинские военные, бомбы в пограничных районах, перевалочные пункты для российских добровольцев. Корреспондент «РР» пыталась разобраться, что происходит в Ростовской области, — в том числе и в тот день, когда совсем недалеко был сбит малайзийский «Боинг» с 298 людьми на борту.
Максим — рослый молодой человек, по виду москвич, — мерит короткими
За столом у ноутбука спиной к ним сидит еще один молодой мужчина в темной футболке. Это гостиничный номер одной из турбаз Донецка Ростовской области.
— Я тогда был обвиняемым по «Болотному делу», в целом радовался за украинцев, когда им удалось скинуть коррупционный режим, — негромко говорит Максим. — Но когда начались антирусские настроения, поехал на Донбасс — помогать. Я даже не думал брать в руки оружие. Но когда увидел в морге Славянска ребенка… Ему было года три-четыре. Он там лежал с закрытым лицом… Я занимался эвакуацией из Семеновской больницы для душевнобольных. Там было восемьсот человек: кроме взрослых еще дети и порядка двадцати неходячих стариков. По больнице била «гвоздика», но нам удалось за четыре дня вывезти всех. Один пациент никуда не хотел уезжать, просил оружие, чтобы отстреливаться. И нам удалось с ним договориться — дали ему сломанный пистолет без патронов… Это братская война, и за нее потом будет стыдно. Шахтеры — они очень простые: видят, что их убивают, и убивают в ответ.
А в России даже оппозиция разделилась на две части: на тех, кто поддерживает «русскую весну», и на тех, кто считает, что виноват исключительно Кремль, а террористов надо уничтожать… У меня лично в жизни все хорошо. Я из Твери, занимаюсь правозащитной деятельностью. А сейчас я пытаюсь защитить людей в Донбассе.
— У правозащитника другие инструменты работы, — говорю я, и в этот момент на меня оборачивается сидевший спиной — у него большие темно-голубые глаза.
— Ну, правда-то здесь может быть только с кулаками, — говорит Максим. — Если бы Киев пошел войной на Западную Украину, я пошел бы защищать людей там. Большая ошибка воспринимать добровольцев как посланников Путина. Я думаю, Путин сам схватился за голову, когда восстал юго-восток. Когда они изначально кричали, что будут защищать не только Крым, но и юго-восток, те им взяли и поверили… В Семеновке для меня все стало очевидным… Вот скажите, какой смысл бить по больнице, в которой одни душевнобольные и несколько раненых ополченцев? Позже я понял, что больница стояла на стратегической высоте. Они ее взяли. Сейчас там стоит их батарея. Вот мы, собственно, с Алексеем и эвакуировали больницу, — он кивает на соседа, который, лежа на кровати, теребит короткую рыжую бородку.
— Я русский националист, — представляется он. — Из Санкт-Петербурга. Считаю, что на юго-востоке сейчас выковывается новая русская нация, русский мир.
— А что такое русский мир?
— Это ощущать себя русским. Говорить на русском языке. Понимать и разделять русскую культуру. Русский мир охватывает большие массы населения, которые этнически могут не быть русскими, но хотят принадлежать к этой культуре… Представление об ополчении как о простых рабочих в корне неверное, — гундося из-за простуды, говорит Алексей. — Те люди, что нас окружали в Луганске и Семеновке, наполовину простые рабочие, но остальные — бизнесмены, интернет-провайдеры, врачи.
— После мальчика в морге мы пришли в комендатуру Славянска, сказали, что мы из России, и попросили оружие, — говорит Максим, и голос его звучит даже лениво, но можно догадаться, что таким его делает стресс. — Нас спросили, хотим ли мы рыть окопы и умеем ли держать оружие.
— А вы умели?
— До этого только в тире стреляли, — отвечает Алексей.
— В основном мы рыли окопы и ждали отступления. Два человека погибли, добровольцы.
— А сами стреляли?
— Да. В тех, кто корректировал огонь по больнице. Они подползали очень близко, и нам приходилось стрелять из автоматов, дабы…