Уроки верховой езды
Шрифт:
— Доктор Берман, простите…
— Довольно! Мой муж вас известит, когда мы договоримся с другой конюшней. Никто себе не позволяет так обращаться со мной, даже сын-подросток, а вы бы слышали, как он порой выражается! Стыдитесь!
— Мне правда стыдно, мне очень…
— Я сказала — довольно! Ума не приложу, что скажет ваша мать!
И она отворачивается к ветровому стеклу. Тонированное окно поднимается, и «навигатор» стартует прочь.
Я остаюсь в растрепанных чувствах — и вдруг слышу смешок
Поднявшись по лестнице, я наталкиваюсь на Гарриет — та собирается спускаться. Только взглянув на меня, она удирает в спальню. Короткие лапки и крохотные коготки не справляются с крутым поворотом — ее отчаянно заносит.
Дверь в комнату Евы закрыта неплотно. Я останавливаюсь перед ней и негромко стучу.
— Ева?
Немного подождав, я открываю дверь.
Ева сидит на кровати, поджав под себя ноги. Сперва я вижу только ее спину, но вот она оборачивается — с явной тревогой. Глаза у нее красные, веки распухли.
— Чего еще? — спрашивает она таким тоном, будто не догадывается, зачем я пришла.
— Ох, Ева, — говорю я.
Она смотрит на меня, часто моргая. Потом ее губы начинают дрожать. Еще через мгновение по левой щеке скатывается большая слеза. Следом — по правой. Она зарывается лицом в растопыренные ладони. Ногти у нее нынче короткие, синий маникюр весь исцарапан.
Какое-то время я молча смотрю на нее, потом подхожу. Подтаскиваю к кровати деревянный стул, сажусь на него верхом и складываю руки на спинке.
— Ты хоть представляешь себе, как это было опасно?
Она перестает реветь и вглядывается в мое лицо. Я продолжаю:
— Не представляешь? Не имеешь понятия, с какой легкостью могла загореться конюшня? Ты вполне могла ее дотла спалить. И как по-твоему, что было бы тогда с лошадьми?
— Так есть же пожарная сигнализация! Мы бы сразу…
— Никаких «мы бы сразу». Знаешь, как быстро загорается сено? Вы бы никого вывести не успели. Хуже того — вы, скорее всего, оказались бы отрезаны наверху и сами заживо сгорели…
Ева утирает слезы. Она смотрит на плинтус, на лице — изумление пополам с ужасом. Я с удивлением понимаю — ничего из только что услышанного ей и вправду в голову не приходило.
Я встаю со стула.
— Мам, — спохватывается она.
И передвигается вбок на постели, глядя на меня дикими глазами.
— Мам, ну пожалуйста, ну поговори с ним…
— С кем, с Дэном?
Она кивает.
— И что ты хочешь, чтобы я сказала ему?
— Что мне ужасно, ужасно жаль… Что я никогда больше…
Я качаю головой.
— Прости, золотко, но я не могу.
— Но ведь там жеребята! И Флика!.. Если ты не поговоришь, я никогда больше их не увижу! Ну пожалуйста, мама! Он тебя послушает!..
Я присаживаюсь на краешек кровати, а потом, видя, что она не
— Я понимаю, как тебе больно, малышка, но просить Дэна принять тебя обратно я не могу. Если бы я застала кого с сигаретой в конюшне, я поступила бы так же.
— Но мам…
— Теперь-то ты понимаешь, что могло произойти? Представляешь себе, как это, когда горит конюшня, полная лошадей?
Некоторое время мы сидим молча.
— Я знаю, каково тебе, девочка, и мне страшно жаль, что так вышло. Но тебе надо учиться думать своей головой. Я понимаю, это далеко не то же самое, но ты можешь помогать здесь…
— Это правда далеко не то же… Здесь нет Флики…
Я глажу ее по голове и крепче прижимаю к себе.
— Я понимаю, солнышко. Понимаю…
Зря я не сдержалась с доктором Берман. Оказывается, у нее стояло тут целых пять лошадей. В главном здании, в дорогих денниках с окнами. При полном обслуживании и оплаченных тренировках. Все вместе — немалая часть нашего ежемесячного дохода.
Примерно через час после того, как я возвращаюсь в офис, звонит ее муж. Он вне себя.
— Это менеджер конюшни?
— Так точно.
— С вами говорит Джек Берман, — гудит низкий голос без каких-либо ноток юмора. — Моя жена рассказала мне, что сегодня случилось у вас на конюшне. Хочу уведомить вас, что мы немедленно заберем от вас лошадей, как только найдем для них новое место.
— Мистер Берман…
— Доктор Берман!
— Доктор Берман, я хочу принести извинения за происшествие с вашей супругой. Поймите, у меня дочь-подросток, у нее случилось ужасное переживание, и от волнения я неподобающим образом обошлась с вашей уважаемой женой. Я вела себя безобразно, так что, повторяю, примите мои искренние извинения. Могу ли я надеяться, что вы дадите нам возможность загладить случившееся?
— Ни под каким видом!
— И я ничего не могу по этому поводу предпринять?
— Вы уже предприняли все, что от вас зависело!
У меня начинает болеть голова.
— В таком случае, надеясь, впрочем, что вы еще измените свое мнение, согласно контракту, вы должны предоставить нам письменное уведомление не менее чем за шестьдесят дней до того, как…
— За исключением случая несоблюдения контракта.
— Но я не допускала несоблюдения…
— Словесное оскорбление есть частный случай такого нарушения. Послушайте, леди, кто вы там есть! Мы ведь не просто так поставили к вам своих лошадей. Нам нравилось, как ведутся дела на этой конюшне. И вот без видимых причин меняется сперва тренер, потом менеджер, потом мы вдруг не можем пользоваться оборудованием, а персонал начинает нас оскорблять!