Ущелье дьявола
Шрифт:
Женщину выпустили. Ругательства, которыми она осыпала их, заставили содрогнуться даже закаленные души фермеров.
Они взяли с собой раненых и пленных, а пастор прочитал молитву над усопшими на этот случай у него были уже припасены надлежащие слова.
Вскоре они поднялись наверх, где их ожидали Гунилла и Сири.
Увидев мужчин, Сири закрыла лицо руками и бросилась наутек.
Эрланд тут же догнал ее и привел обратно. Вместе с Гуниллой он рассказал остальным о ее психической катастрофе, и все в
Арв подошел к ней и обнял ее.
Она шарахнулась от него.
— Я такая грязная! Такая перепачканная! Мне ни за что не отмыться!
— Нам всем так не хватало тебя, — сказал Арв. — Если бы ты только знала, как мы рады снова увидеть тебя — живой!
Опустив голову, она беспомощно заплакала.
13
Теперь они шли обратно через лес.
Арв и Гунилла наконец смогли поговорить.
Она крепко держала за руку Эрланда, а у него снова была на боку его славная сабля.
— Мы не можем знать это, — сказал Арв, — пока не получим точного подтверждения того, что ты — моя дочь Анна Мария.
— Анна Мария? — робко засмеялась Гунилла. — Вы полагаете, я могу вернуть себе это имя?
— Если окажется, что ты моя дочь, я попрошу пастора, чтобы он заново окрестил тебя. Ты будешь Анной Марией Гуниллой, и звать тебя можно будет, как ты захочешь.
— Мы должны поговорить с Эббой и Карлом, — сказал священник. — Только они могут подтвердить это. Если у них есть документ о том, что ты их дочь, тогда дело ясно. Если же нет… Тогда посмотрим.
Арв мягко произнес:
— Гунилла, я мечтаю о том, чтобы ты оказалась Анной Марией.
— Я тоже не против этого… — смущенно ответила она. — Если бы только не мама… Мне не хотелось бы причинять ей горе. Ей и так жилось не сладко, вы даже не представляете себе!
— Так же, как и тебе, не так ли? — сказал Эр-ланд.
— Мама не виновата. Даже если она и… даже если… Нет, не мне ее судить. Хейке процедил сквозь зубы:
— Думаю, мы все можем понять увлечения Эббы. Мы ведь знаем, что она жила в невыносимой, лишенной любви обстановке. Но одного я простить не могу…
— И я тоже, — сказал Арв.
— И тем более, я, — добавил Эрланд. — Хейке рассказал мне, как поступил с тобой Карл, Гунилла, и я мог бы задушить его за это! Этот дьявол разрушил твою и мою жизнь!
Пастору показалось, что дело зашло слишком далеко.
— Ну, ну, Бог все простит, — сказал он. — Я сам поговорю с ним. Мне кажется, он преступил границы дозволенного, рассуждая о Боге.
— Он говорит не от имени Бога, а от своего собственного, — добавил Арв. — Он даже не говорит: «Бог и я», он говорит: «Я и Бог, мы судьи!»
Никто не возразил Арву.
— Пойдемте туда прямо сейчас, — сказал Эрланд. — По этой дороге мы придем прямо в Кнапахульт.
— Но можем ли мы делать это прямо сейчас? — спросил священник. — Теперь же ночь!
— Уже близится рассвет, — сказал Арв. — А он ждет новостей о свадьбе Гуниллы — и он, разумеется, не знает, что она не состоялась, если, конечно, Эбба не вернулась домой.
Посмотрев на бледнеющую на небосклоне луну, Хейке спросил:
— Не это ли время называется волчьим часом?
— Да, думаю, что именно это. Во всяком случае, я чувствую себя не в своей тарелке. Хотя на это есть много причин.
Ленсман повел крестьян обратно в Бергунду. Один сердобольный фермер взял с собой Сири, пообещав, что он и его жена сделают все, чтобы вернуть ей человеческий вид и мужество, необходимое для встречи с односельчанами. А также мужество, необходимое для того, чтобы вернуться домой, в Квернбеккен!
На прощанье она сказала что-то Арву, и он что-то ответил ей, и хотя никто не слышал этих слов, по лицам обоих можно было понять, что они с надеждой смотрят в будущее.
В Кнапахульт прибыла лишь небольшая группа: Гунилла, пастор, Арв, Эрланд и Хейке.
И Гунилла произнесла вслух то, о чем думали многие:
— Хорошо, что свадьба вчера не состоялась! Независимо от того, являюсь я твоей дочерью или нет, Арв, мы так благодарны Хейке!
Заметив, что Гунилла обратила внимание на его прощанье с Сири, он улыбнулся и сказал:
— Да, Гунилла. Брак между мной и тобой был бы ужасной ошибкой. После того как мы переговорим с Карлом, я думаю, ты сможешь распрощаться со своей несчастливой жизнью в его доме.
— Но куда же мне тогда идти? — озабоченно произнесла она. — Я ведь больше не смогу оставаться служанкой в твоем доме.
— Нет, но у нас с тобой есть солдатский хутор, — вмешался Эрланд. — И, возможно, я не такой уж тупица, как все думают? Может быть, я кое-что и соображаю!
Священник процитировал:
— «Всех нас ведет за собой любовь!» «Это самая большая ложь, которую мог выдумать автор псалмов», — подумал Эрланд Бака, а вместе с ним и Хейке, не знающий, впрочем, что это строка из псалма.
Но Гунилла улыбнулась — сначала робко, а потом уже смелее. И для Эрланда это было важнее всего.
Несмотря на то, что Карл Кнапахульт заявил Эббе, что умирает, сам он в это не верил. У него было смутное предчувствие того, что либо он станет бессмертным, либо будет восседать после смерти возле трона самого Господа.
Но это должно было произойти в таком отдаленном будущем, что теперь об этом не стоило даже и думать. В день Страшного суда ангелы должны прилететь за Карлом Кнапахультом и забрать его с собой.