Ускользающие тени

Лампитт Дина

Сара смутилась:

— Вы думаете, я знаю эту особу, ваше величество?

— Я сейчас говорю именно с ней. Это она учила меня танцевать на балу Двенадцатой ночи.

— О, ваше величество, вы правы! Боюсь только, что я не помню об этом.

— Может быть, — продолжал король, игнорируя пышущую яростью Августу, — но я отлично запоминаю все, что связано с этой дамой. К следующему дню рождения короля я сочинил прелестный новый танец и назвал его «Двадцать пятое февраля».

День ее рождения! Сара вспыхнула от удовольствия, и, когда невидимый оркестр грянул веселую мелодию «Бетти Блю», очевидно,

увидев знак короля, она удостоилась чести показать танец сестре короля. Как только принцесса усвоила основные па, другие гости, знающие танец, присоединились к танцующим, а Сара вновь обнаружила себя в объятиях Георга.

— Я хочу, чтобы вы дали мне обещание, — прошептал он, склоняясь к ее лицу.

— Какое, ваше величество?

— Что вы сохраните нашу тайну. Это очень важно. Внезапно он стал таким серьезным, что Сара встревожилась:

— Обещаю, ваше величество. Я буду хранить ее столько, сколько понадобится.

— Тогда не рассказывайте никому, даже вашей сестре и леди Сьюзен, что я счастлив только в вашем обществе.

— О, не может быть, чтобы это оказалось правдой! Должно быть, у королей каждый день случается столько восхитительных и приятных событий…

— Они ничего не значат для меня, если я не могу разделить их с вами.

— Прошу вас, тише, ваше величество. Нас могут услышать.

— Я замолчу, когда скажу вам еще одну вещь.

— Какую же?

— Я влюблен в вас, леди Сара, еще с тех пор, как впервые увидел ваше прелестное лицо.

Перед глазами Сары все завертелось: люди, зал, канделябры, и только руки мужчины, который любил ее, помогли ей сохранить равновесие.

— Вы не ответили, — быстрым шепотом напомнил он.

Она могла схитрить и сказать, что она польщена, встревожена, удивлена, — словом, отделаться обычными фразами. Вместо этого воспитанная в духе ирландской честности Сара Леннокс прошептала:

— Какие прекрасные слова говорит мне человек, которому я подарила сердце!

Король издал восхищенный возглас и поднял Сару в воздух, ухитрившись придать своему поступку вид одной из фигур танца. Трудно сказать, многих ли гостей ему удалось ввести в заблуждение, но вся молодежь с восторженными криками принялась поднимать своих смеющихся и краснеющих партнерш.

«Она покраснела. Еще целый час двое влюбленных предавались милым развлечениям на глазах у переполненного зала, — читала Сидония, которая вдруг обнаружила, что плачет без всякой очевидной причины. — После танца он прогуливался с ней и беспрестанно говорил — казалось, он не в силах оторваться от нее».

Сидония перевернула страницу и прочитала заключение самого Генри Фокса:

«…На следующее утро все побывавшие на балу только и говорили что о его поведении, как будто юному королю не следовало проявлять таких сильных признаков влюбленности и стремления к одному из прелестнейших созданий мира, ибо, если такое возможно, в тот вечер она выглядела еще более прекрасной. Ее светлость со своей обычной скромностью отвечала на его чувства с такой нежностью и готовностью, что больше ему было нечего желать. Он влюблен в нее, и сама она влюблена, и если теперь вспоминает о Ньюбаттле, то только как о низком проходимце. Она ненавидит себя за глупую выходку, как я и предсказывал».

Сидония Брукс захлопнула книгу и взглянула на часы. Была уже полночь, воскресенье, и вскоре на лестнице послышались шаги Финнана О’Нейла, возвращающегося к себе в квартиру. В.субботу его вызвали ночью в больницу по неотложному делу — должно быть, теперь он был донельзя усталым. Как чудесно было бы жить в то время, когда изъявления любви между людьми предшествовали постели, когда учтивые фразы давали дамам понять, как они желанны, когда люди точно знали, что делают, а не мучились в сомнениях и страхах, что окажутся связанными по рукам и ногам добрыми, но изматывающими отношениями.

— Интересно, что будет дальше, — произнесла она, говоря не только за себя, но и за Сару Леннокс.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Очнувшись от долгого и сладкого сна, Сидония сразу решила, что звуки и запахи в доме совершенно отличаются от звуков и запахов обычного воскресного утра. К десяти часам утра обитатели остальных квартир имели обыкновение еще спать, но сегодня Сидония различила, что проигрыватель Финнана играет «Тоску», а из квартиры Дженни еле слышно доносится мелодия «Времен года» в исполнении Найджела Кеннеди — на взгляд Сидонии, темп был чересчур завышенным.

Запахи тоже были совершенно ощутимыми: пахло беконом, яичницей, домашним хлебом Дженни, «ужасно питательным и полезным для здоровья». Было так приятно лежать у себя дома, прислушиваться и принюхиваться, думать о прочитанной поздно ночью книге, где говорилось об истории Сары Леннокс и Георга III так живо и ярко, поскольку автор приводил подлинные записи из дневников Фокса, леди Сьюзен и самой Сары.

Сидония не возвращалась в прошлое с того самого дня, когда ей пришлось заняться бегом, и она каким-то непостижимым образом попала из своего времени в другое. Ее волновало, с какой легкостью прошел переход во времени: она не видела черного вихря, не испытывала слабости — словом, ничего такого, что свидетельствовало о необычности происшествия. Ей казалось, что с каждым разом подобные случаи проходят все легче, как будто некие мысли притягивают к ней прошлое.

Зазвенел телефон, и Сидония встала с постели, думая, что услышит голос матери — она всегда звонила дочери по воскресеньям, когда та не уезжала на гастроли.

— Утро в разгаре, — произнес голос Финнана с более сильным, чем обычно, ирландским акцентом. — Не желает ли леди из большого дома разделить скромную трапезу?

Она рассмеялась:

— К сожалению, мадам еще не приняла ванну, проведя полночи за чтением. Но она просила передать вам, что будет рада встрече через час, если это вас устроит.

— Хозяин считает, что это будет весьма удобно.

— Я передам своей госпоже, сэр, — ответила Сидония и повесила трубку.

Неужели ирландский акцент и впрямь самый напевный в мире или же ей так кажется потому, что обладатель этого акцента невозможно обаятелен? Ведь ее привлекает не только акцент. Его обладатель завладел ее чувствами и наотрез отказывается отдать их обратно. За воскресное утро Сидония уже в сотый раз выругала себя за то, что позволила себе чересчур увлечься, привязаться к этому ирландцу сильнее, чем он к ней.