Услышать сердце
Шрифт:
Перед ним было совершенно стандартное школьное здание из силикатного кирпича в два этажа, какие обыкновенно строили в области. Двор перед крыльцом был тщательно выметен, некоторые окна были открыты, входные двери были явно новыми, добротными, с тяжелыми ручками. Саня медленно пошел к крыльцу, когда дверь открылась и на него выскочил заспанный пожилой охранник в синей рубашке и черных брюках. В руке страж сжимал радиотелефон.
– Так, так, так, минуточку… Минуточку… Я должен сообщить. А вы пока документы приготовьте.
Саня снял рюкзак, извлек из внутреннего кармана на молнии потрепанный паспорт, протянул охраннику, а тот, набрав номер, внимательно
Когда ответили, суетливо затараторил:
– Отец Арсений! Прошу прощения… Тут… Пришел художник. Говорит, что художник. Что-то рисовать надо? Если нет, так я это… А, все, все! Веду, веду! – Взбежал на ступеньки и стал делать суетливые жесты рукой Сане, мол, проходи скорее.
В вестибюле были турникет и стойка охраны со столом. Здесь охранник переписал Санины данные и велел ожидать на скамеечке. Саня от нечего делать ходил по пустому гулкому вестибюлю, разглядывал Доски почета, где вместо пионеров-героев, как в его детстве, пока их не заменили другой агитацией, висели фотографии деятелей церкви с пространными описаниями их подвигов. Были еще десять заповедей в отдельной золотой рамке, какие-то стенгазеты, расписания занятий кружков и факультативов. Наконец Саня услышал шаги по лестнице, и к нему вышел, судя по всему, работодатель. Он был в простой черной рясе, с большим крестом на выпирающем животе, толстым лоснящимся лицом с мясистым носом и довольно жидкой длинной бородой.
– Здравствуйте, – сказал работодатель каким-то неприятным тоном полицейского или инспектора. – А мы вас давно ждем. Что же вы?
Саня не нашелся что ответить, но настроение его ухудшилось еще сильнее; ему захотелось уйти прямо сейчас, скорее добраться до ближайшего магазина, сбить похмелье пивом и еще сутки ни с кем не разговаривать.
Не дождавшись ответа, работодатель продолжал:
– Меня зовут отец Арсений. Вы, как я понимаю, Александр. – Он повернулся и направился к лестнице. – Прошу вас, осмотрите зал, там и продолжим нашу беседу.
И Отец Арсений направился к лестнице, а Саня был вынужден проследовать за ним.
– Ну так, стало быть, художник?
Саня молчал.
– Хороший, надеюсь, художник, ибо работа вам предстоит большая, закончить нужно к началу учебного года, даже чуть раньше. Очень надеюсь, что вы кое-что понимаете в церковной живописи.
– Иконологию изучал, но иконы писать не приходилось.
Священник остановился и обернулся к нему.
– И-ко-ны, – сказал он по слогам, сделал паузу и поморщился, – вас никто и не просит писать. Тем более что на стенах их не пишут. Странно, что вам это неизвестно, если вы изучали… как вы выразились… одним словом, если вы учились. Необходимо написать сюжет. Картину, если угодно. Сделать роспись стены. Что ж вы все такие непонятливые…
Они поднялись на второй этаж, прошли по гулкому коридору с закрытыми белыми дверями классных помещений, и священник открыл двустворчатые двери, ведущие в актовый зал. Зал был довольно большой, какой бывает обычно в городских пятиэтажных школах. Перед ними, в конце зала, была сцена и за ней рампа. У окон рядом со сценой стоял черный рояль, стульев в помещении не было, паркет был совершенно новый, а стены крашены в кремовый цвет. В зале было по два больших окна с каждой стороны, и между ними висели какие-то огромные продолговатые иконы. Саня огляделся вокруг. Стена была как раз напротив сцены. Площадь работы колоссальная. Теперь уже ему стало интересно, что же отец Арсений задумал там изобразить.
– Нуте-с вот. – Тот сделал величественный жест в сторону
«Мент, – сразу подумал Саня. – Или из спецслужб, к бабке не ходи. Зона сцены у него, понимаешь. Ну Крутицкий! Ну паскуда! Ах ты ж, тварь!» – ругал Саня своего знакомого, но всерьез он сейчас злиться не мог. Ситуация была настолько комичной, глупой, нелепой, а Крутицкий выставил себя в таком идиотском виде, что Саня едва сдерживал улыбку. Конечно, Крутицкий не был бы Крутицким, если бы не заставил с Саню отчасти сыграть в этой комедии. Хочешь не хочешь, а крест-то он его купить все же убедил. Равно как и одеться в «рубище». Но вот песня про трех художников, которым переборчивый поп уже якобы успел отказать! Это уж прошу покорно… Получалось, что либо Крутицкий всерьез рассчитывал, что Саня вцепится в эту работу, боясь отказа, либо…
Либо Леша, как всегда, устроил интригу на пустом месте, даже без явной выгоды для себя, просто из озорства. Впрочем, Сане сейчас предстояла самая ответственная часть переговоров – торговля. Было совершенно очевидно, что, даже если эти мифические трое художников и существовали, сбежали они отсюда сами. Причем прокляли Крутицкого на чем свет стоит, в чем Саня был совершенно уверен. Взяться писать такой сюжет в одиночку за три неполных месяца, не зная, понравится ли он заказчику, мог либо безумец, либо человек, ничего не смыслящий в живописи. А Саня в живописи понимал очень хорошо. Как и в том, насколько это трудоемкая работа. Впрочем, он уже смекнул, где можно будет схалтурить, но существенно от этого задача не менялась.
«Ну что ж, святой отец. Теперь моя очередь тебе яйца крутить», – подумал Саня, почесал подбородок и начал рассуждать, неспешно прохаживаясь параллельно стене, придирчиво осматривая поверхность и трогая ее рукой то там, то здесь. Про себя отметил, что стена крашена недавно, и крашена очень качественно, а значит, подготовка поверхности не потребуется.
– Значит так. Чтоб вы понимали. Работа огромная. Работа сложная. Стоить это будет дорого, это я вам говорю сразу. Если в цене не сойдемся, то ищите себе другого художника, мне это неинтересно. Сколько, кстати, вы рассчитываете заплатить?
– Ну, мы полагали, что тысяч сто будет достаточно, – несколько опешил от Саниного тона священник.
– Я понимаю, – терпеливо начал Саня тоном профессионала, говорящего с ребенком. – Я все прекрасно понимаю. Бюджет ограничен, сроки сжатые… Но давайте будем реалистами. За такие деньги вы можете нанять маляра, более-менее умеющего рисовать, и заказать эту работу ему. Прибавьте сверху ящик водки, он будет счастлив. Но результат вас не устроит, поверьте мне. Значит, смотрите. Триста тысяч. И сотню я возьму сразу, в качестве предоплаты.