Услышать тебя...

Козлов Вильям Федорович

— Может, когда я под стол пешком ходил, и были другие порядки, но сейчас так, как Лобанов, никто из га­зетчиков-не работает. Ведь я почти со всеми был в коман­дировках. .. Не хотелось мне говорить, да уж ладно... Я с хозяйской дочкой — она дояркой работает в колхо­зе— на танцах был. Кстати, она закончила десятилетку. Так вот, она мне рассказала, что, когда приемник через всю деревню в их дом тащили, и стар и млад со смеху помирали... Дело в том, что приемник этот — одна види­мость. Декорация. Агроном его привез из Германии в сорок шестом. Уж года три как все лампы

сгорели, и стоит этот трофейный «Телефункен» вместо мебели.

— И дался тебе этот приемник!

— А книги? Малограмотным людям на полку поста­вил «Капитал» Маркса!

— Я просто диву даюсь, как мог такой опытный га­зетчик, как Лобанов, додуматься до такой глупости! — вмешался Дадонов.

— Сейчас разговор не о Лобанове, — сказал Голобо­бов, взглянув на Сергея. — Ты всего-навсего фотограф и обязан был выполнить задание. Мы бы тут разобрались, что к чему.

Уж от кого-кого, а от редактора Сергей не ожидал такого оскорбления. Фотограф сидит в фотографии и сни­мает клиентов, а он, Сергей Волков, журналист, и редак­тор не хуже его знает разницу между фотографом и фо­токорреспондентом. .. Чувствуя, как вспыхнули щеки, он резко сказал:

— Во-первых, я не фотограф, а фотокорреспондент, во-вторых, разные дурацкие задания я выполнять не со­бираюсь. ..

Голобобов не рассвирепел, не стал стучать по столу массивной крышкой от чернильницы, как ожидал Вол­ков, — он с улыбкой повернулся к Дадонову:

— Что же это ты, Павел Петрович, заставляешь меня давать моим сотрудникам разные дурацкие задания? Если я не ошибаюсь, идея этой полосы принадлежит тебе?

— Идея как раз неплохая, — спокойно ответил Дадо­нов. — И полоса, надеюсь, появится в газете. Но ведь любую идею, даже хорошую, можно извратить.

— Я прочитал полосу Лобанова, — сказал Голобо­бов. — В отличие от Волкова, он выполнил редакцион­ное задание и представил весь материал в срок.

— Ну и как?

— Полоса не пойдет. — Голобобов взглянул на встре­пенувшегося Сергея. — Однако это обстоятельство не снимает с тебя вины. Если каждый фотограф...

— Я фотокорреспондент, — перебил Волков.

— Ты слышишь, как он разговаривает со мной? — об­ратился редактор к Дадонову.

— По правде говоря, между фотографом и фотокор­респондентом есть существенная разница, — заметил тот.

— И ты еще его защищаешь?

— Воспитывай, пожалуйста, Александр Федорович, я молчу, — улыбнулся Дадонов.

Волков, нахмурившись, смотрел в окно и вполуха слу­шал, что говорит редактор. Голобобов дважды назвал его фотографом, то есть нарочно подчеркнул разницу между литературным сотрудником и фотокорреспонден­том, дескать, не ему, Сергею, совать нос в литературные дела.

— Эта полоса нам необходима, —говорил Голобо­бов.—И ее нужно сделать срочно. За три-четыре дня. Придется тебе с Лобановым снова ехать в командировку. За свой счет, разумеется, и в другой колхоз... Что ты на это скажешь, Павел Петрович?

— Справедливое решение, — ответил Дадонов. Если бы редактор назвал любую другую фамилию, Сергей ничего бы не сказал, промолчал, но тут будто бес подтолкнул его. Повернувшись

к Голобобову, он твердо выговорил:

— Хорошо, я поеду в колхоз. Только один.

— Один? — удивился Голобобов. — А кто же мате­риал на полосу будет собирать? Или ты всю страницу снимками залепишь?

Пути к отступлению не было. Так на мотоцикле, за­канчивая обгон машины и неожиданно увидев встреч­ную, уже нельзя остановиться или свернуть: жмешь на полный газ, чтобы любой ценой проскочить вперед.

— Я уложусь в эти три дня. Сегодня понедельник. В пятницу утром полоса будет лежать у вас на столе.

Голобобов, подняв брови, взглянул на Дадонова, а тот с любопытством смотрел на Волкова. Коротко подстри­женные волосы с сединой спустились на загорелый лоб Павла Петровича. Возле губ две глубокие морщины, при­дающие его лицу суровость.

— Если я тебя правильно понял, ты сам хочешь на­писать весь текст? — после довольно продолжительной паузы спросил редактор.

— Да.

Голобобов грозно зашевелился в своем кресле. На круглых щеках его заполыхал румянец, короткие пальцы потянулись за крышкой чернильницы. Когда Александр Федорович сердился, он машинально брал с прибора массивную крышку, начинал крутить ее, вертеть, а по­том стучать ею по столу.

— Ты что дурака валяешь?!— загремел он. —Пять строк не можешь под снимком нацарапать, а толкуешь про целую полосу? Это почти тысяча строк! Ну вот' что, Волков, мне надоело с тобой, тут либеральничать. По-моему, ты меня все-таки за круглого идиота принима­ешь...— Крышка от чернильницы заплясала в ладони редактора. — Тебе было дано задание? — Удар по сто­лу.— Было! Ты его не выполнил? — Второй удар, еще громче.— Не выполнил! Позови Машу, я ей продиктую приказ о вынесении тебе строгого выговора… А в коман­дировку с Лобановым я отправлю Назарова... — Крышка грохнула по столу и осталась там лежать, тускло мерцая темно-серой полированной поверхностью.

Голобобов вытащил платок и вытер вспотевший лоб. В кабинете наступило тягостное молчание. Слышно было, как за окном, на широком железном карнизе, негромко бубнили голуби.

— Иди же! — успокоившись, сказал редактор.

И когда Сергей уже готов был повернуться и уйти, скрипнул пружинами диван и Дадонов сказал:

— А почему бы тебе действительно не послать Вол­кова в колхоз?

— Не смеши... Пока мне известен лишь единствен­ный литературный перл, сочиненный этим борзопис­цем. .. — Иронический кивок в сторону Сергея. — Он сто­ит того, чтобы его процитировать...

— Опять эта доярка! — пробормотал Сергей, но ре­дактор, даже не взглянув в его сторону, с удовольствием продолжал:

— Пару месяцев назад на первой полосе было клише знатной доярки колхоза «Россия». Снимок как снимок. Доярка с коровой. Фотографировать он здорово умеет, тут ничего не скажешь, а подпись была такая: «Доярка Сазонова, встав на предпраздничную вахту, дала обяза­тельство от каждой закрепленной за нею коровы полу­чить к концу года по двенадцать поросят...»

Дадонов поперхнулся папиросным дымом, закашлял­ся. На глазах выступили слезы.