Усман Юсупов
Шрифт:
На самом же деле все было сложней. Не минутного конфуза страшился Клавдий Никанорович. Больно было окончить карьеру поражением, но еще горше становилось при мысли, что из-за его самоуверенности ли, инженерной несостоятельности ли разочарование постигнет всех этих смуглых колхозников, чьи глаза горели такой верой в возможность того, что казалось Синявскому, как он ни возражал себе, почти недостижимым. Почти.
На третий день работы Клавдия Никаноровича ждал первый сюрприз: к нему на участок прибыл сын, Георгий, доцент кафедры механизации. Взял отпуск и приехал руководить тракторными работами. Кстати, на трассе были и механизмы: тракторы, экскаваторы,
Строители делали невозможное, делали то, что не должны были делать, и все это — с удовольствием, с радостью, с тем завидным подъемом, тепло от которого остается в душе до старости, согревая ее сознанном, что жил ты на свете не зря.
Для строительства Яз-Яванского сооружения нужно было подвезти гравий, а транспорта не было. Тогда прораб Туркин, как говорят в подобных случаях — обыкновенный сметливый человек, сколотил с колхозниками примитивные плоскодонные баржи. Когда их нагрузили гравием, они осели в воду почти по края бортов. На передней барже стоял сам Туркин, давая указания не хуже заправского капитана. Это дало повод острякам присвоить ему звание «адмирала Яз-Яванской флотилии». Туркин снес и насмешки, и злые пророчества («Вот увидите: на дно пойдет вся эта армада»). Гравии был доставлен к мосту назначения.
Как тут не вспомнить о грянувшей вскоре войне, в которой равным оружием были и легендарные «катюши», и неисчерпаемая народная сметка. Один лишь факт: если бы простые солдаты не придумали похожие на лыжи «мокроступы» из ивовых прутьев, вряд ли так успешно была бы осуществлена знаменитая операция «Багратион», в конечном результате которой советские войска вышли по болотам к границам гитлеровской Германии.
Естественно, на Большом Ферганском канале еще ярче проявляли изобретательность те, кому это самим богом велено: инженеры, изыскатели.
От Нарына до Карадарьи трасса проходит через четыре перепада и понижается на 18 метров. Едва начали сооружать перепады, как возникла, впрочем, давно предвиденная угроза, что падающий с большой силой поток будет размывать стенки канала. Буквально на ходу инженер В. Поярков спроектировал коническую наклонную стенку, чтобы гасить энергию падения, а инженер А. Тюленев предложил остроумную конструкцию так называемых консольных перепадов: поток пропускается сквозь отверстия в дне лотка и расщепляется на множество струй. Он обрушивается вниз, как обильный дождь. Помимо того, что исчезла опасность для стенок отводного канала, новый тип консолей позволил сократить длину лотков и глубину заложения опор, а значит — вдвое уменьшить расходы.
Ферганский канал был большой школой. Мастерству бетонщиков и арматурщиков колхозники учились здесь у рабочих, которых прислал текстильный комбинат и другие предприятия Ташкента.
Не нужно думать, однако, что канал был лишь парадом доблести и добродетелей. Самодеятельности недостает знаний и мастерства, свойственных профессионализму, а помимо этого, у смекалки имеется оборотная сторона: то, что по-русски определяется как надежда на «авось да небось».
Августовское утро казалось мглистым от рано наступившего зноя. Юсупов, тяжко дышащий, в белой рубашке с короткими рукавами и полотняной фуражке, объезжал вместе с Коржавиным участок за участком и мрачнел все более и более, слушая доклады инженеров:
— Дамба поставлена на неподготовленное основание: нижний слой не очищен, не разрыхлен.
— Между дамбой и грунтом оставлена прослойка. Туда может просочиться вода.
Начальники участков не оправдывались — просили о сочувствии:
— Ну что с ними поделаешь? Хороший грунт снесли в отвал, а в дамбу насыпали песок.
— Что там… У меня на участке деревья в дамбе оставили. Вот такие! Ей-богу!
— Разве за всеми уследишь?
На десятом и двадцать втором участках дамбы не были утрамбованы как следует. Коржавин наметанным глазом сразу определил причину:
— Утрамбовывают сразу толстый слой, к тому же не поливают.
Дамбы, дамбы…
Юсупов был в ярости и досаде.
— Кому такой канал нужен будет, а? Вся вода сразу по степи разольется. Зачем копаем, зачем силу тратим?
В семнадцать часов, когда свирепое солнце, казалось, плавило песок, Юсупов созвал экстренное совещание начальников участков. Коржавин, показывая нарисованные от руки схемы, обстоятельно говорил о технологии с учетом специфики каждого из участков. Дал себе право и на эмоции:
— Потемкинская деревня нам не нужна. Канал должен работать.
— Так! — Юсупов кивнул головой. На загорелом лице за все время не мелькнуло и тени улыбки. Встал, и каждому показалось, что все упреки — только ему одному. — Создать инструкторские группы, — сказал Юсупов. — Задача: довести до каждого строители правила укладки дамб. Это еще не все. Объяснить, чтоб любой понял, почему это дело такое важное. Сам буду спрашивать у колхозников, у одного, у другого. Чтоб все до одного знали, понимали. Ясно? — Помолчал. Отпил глоток зеленого чая. Добавил уже мягче: — А то мы одной рукой строим, другой ломаем. Не годится так.
Грешны были и проектировщики. Оказалось, что южнее Коканда при переносе трассы на натуру была допущена грубая ошибка. Несколько километров колхозники прорыли зря. Остановили людей, решили отправиться к самому Юсупову. Повинились, хотели было сослаться на спешку: он-то сам задал эти сроки… Юсупов все понял, прервал объяснение:
— Не без того… Конкретные виновники, конечно, есть, но наказывать никого не будем. Исправить ошибку.
— Уже все сделано. Трасса проложена как следует.
— Тогда действуйте дальше.
В сумерках, когда окончились работы, снова двинулся вдоль трассы.
У Эйзенштейна — он собирался ставить фильм о Большом Ферганском канале — не зря родилось сравнение с тимуровскими походами: на десятки километров в степи — цепочка огней. Приближаешься — и видишь: пекари хлопочут у слепленных из глины сводчатых тандыров; ошпазы-повара сосредоточенно моют котлы после ужина, просеивают рис (с древности — лучшая основа еды: горсть риса, сваренного в жире, обеспечивает землекопа жизненной силой на день); бойкий (сам в изрядной щетине) парикмахер, худощавый бухарский еврей, сыплет прибаутками и ловко бреет голову молчаливому гиганту, глядящему в землю; неподалеку устроился портной, даже вывеску сообразил, над которой не один мудрец голову поломает: «Прием заказов от мастерской № 11 производится из своего материала»; стучат легкими молотками сапожники. Внизу, в только что вырытом русле, сидят, как в зрительном зале, только что не в креслах, а прямо на дне, по которому вскоре — все уверены — пойдет вода, сидят тесно аксакалы из Маргилана, широкоплечие андижанцы, парни с тонкими чертами лица, с девичьими изогнутыми бровями; они из Чуста, славящегося красотой своих женихов и невест.