Усман Юсупов
Шрифт:
— Партия нас критикует за дело и для того, чтобы мы работали лучше, — фраза эта была для Юсупова наполнена живым смыслом.
Был он, разумеется, подавлен, мрачен, возможно, полон невеселых размышлений о будущем — своем, а не республики; на этот счет сомнений не было. Соберутся умные головы, агрономы, ирригаторы, хозяйственники. Найдут выход, чтоб был хлопок. Да и год на год не приходится. Холодная, долгая весна в Узбекистане исключение. Но никому никогда Юсупов не признавался ни в слабостях своих, ни в сомнениях. Достоверно известно только то, что на другой день он был приглашен на дачу ЦК и там Сталин поднял за него тост:
— Тебя обсудили, наказали,
Еще достоверней другое. Юсупов упорно искал, как избавиться наконец от роковом зависимости, от того, что называется капризами природы. Народ его знал до поры единственное средство — надежду на бога. «Худо холаса» — «Коль богу будет угодно», — добавлялось к каждой фразе, в которой речь шла о будущем. Теперь надеялись на водохранилища и каналы, которые могли напоить поля в самый засушливый год. На ту самую железную дорогу, по которой можно завезти в Хорезм технику, а из Хорезма и Каракалпакии вывезти хлопок: десятки тысяч тонн ежегодно, даже в ту пору. Уверенность в урожае придавала агротехника, новые сорта хлопчатника, удобрения, машины.
Но если вновь заморозки, дожди?
И здесь имелся выход, Юсупов знал о нем и сам, и от специалистов. В детстве слышал предания и песни о Карши, об обширнейшем крае, раскинувшемся к юго-востоку от Бухары. Плодороднейшие земли, захиревшие, одичавшие при эмире и беках, равнодушных к тому, что иссушаются, пропадают реки: и Аксу, и Кашкадарья, и Танхоз, и Лянгар, — Карши, Карши… Эта степь, по подсчетам знатоков, может давать более миллиона тонн хлопка в год. Но не менее важно и то, что климат (или, точнее, микроклимат) здесь, на юге республики, иной. Нередко в самаркандских краях идут весенние дожди, а в Карши и соседнем Сурхане по-летнему тепло и сухо. Каршинской степи самой судьбой было предначертано стать надежнейшим резервом для узбекского хлопководства.
Ташкентские ученые во главе с тем же Б. Д. Коржавиным подготовили вскоре после войны обстоятельный доклад о возрождении Каршинской степи. Предприятие это оказалось дорогостоящим и сложным, но иначе нельзя было. Прежде всего нужно было построить уникальнейшее, дерзкое по замыслу сооружение — 165-километровый канал с гигантскими насосными станциями (рельеф местности таков, что иначе, то есть самотеком, подать амударьинскую воду в русло невозможно).
Борис Дмитриевич докладывал об этом в присутствии Юсупова, разумеется, на одном из заседаний Совета Министров СССР. Ждали этого заседания долго, загодя представили все необходимые бумаги, касающиеся не только Каршинской степи, но и перспектив хлопководства в республике вообще. Юсупов изнемогал в Москве от вынужденного безделья; сидел у себя в номере у телефона, стучал по неизбывной привычке ногой по гостиничному выцветшему ковру. Кончалась неделя. По извечной иронии судьбы звонок раздался тогда, когда он позволил себе зайти в кинозал «Метрополя».
— Товарища Юсупова к выходу!
Его вызывал Сталин.
Вернулся довольный. Сталин интересовался хлопком, расспрашивал подробно о селекции, о механизации. Юсупов рассказал о сортах, выведенных академиком Канашем, урожайных, но созревающих очень поздно, о знаменитом «108-Ф» — детище Румшевича, оправдавшем надежды хлопкоробов. Говорили и о машинах для уборки урожая. Ясно же было, что миллионы тонн — а планировалось увеличить сбор в два, в два с половиной раза — руками не собрать даже с помощью привыкших к «хлопковому семестру» студентов и горожан. В Ташкенте уже работало конструкторское бюро по хлопкоуборочным машинам, были даже созданы опытные образцы, еще неуклюжие и малопроизводительные, как все первое.
О перспективах орошения Сталин предложил доложить Совмину.
Слушали Коржавина — он ко всему прочему мог еще и по-профессорски увлечь аудиторию — с интересом. Тем искреннее сожалели о том, что стране, еще не оправившейся после страшной войны, поднять всю степь пока не под силу: не хватает денег и техники.
Но работы, и немалые, начались. В пятидесятые годы был восстановлен древний канал Эскиангар, подпитывающий Кашкадарью зеравшанской водой, были построены обширные водохранилища: Чимкурганское емкостью пятьсот миллионов кубометров и Пачкамарское, вмещающее 280 миллионов кубометров воды. Восемьдесят тысяч гектаров было возвращено к жизни.
И снова: придет день, и Каршинскую степь пересечет тот самый 165-километровый канал с каскадом насосных станций, 18-метровой высоты агрегаты с лопастями, размах которых превышает 2,5 метра, станут подавать каждую секунду сорок кубометров амударьинской воды на высоту двадцать четыре метра.
Так осуществится полное освоение Каршинской степи. Новые земли будут давать пятьсот тысяч тонн хлопка.
Доклад Коржавина, речи Юсупова открыли перспективу. В этом — суть и самого дела, и характера людей, которые загорелись им и сумели многих убедить в увлечь.
8
В МОСКВЕ
20 марта в день рождения Юлии Леонидовны, над Ташкентом бушевала весенняя гроза, с громом, бледными молниями, проливным дождем. Юлия Леонидовна, верная своему характеру, не выражала вслух то, о чем сказала с детской непосредственностью и верой в чудеса одиннадцатилетняя Инна:
— Папа обязательно прилетит, вот увидишь.
И он явился: шагнул прямо к праздничному столу в мокрой кожанке, широкий и широко улыбающийся, с прутиками приобретенной в Москве кавказской мимозы в руках.
Время его, как время всех подвижников, ему не принадлежало. Но он сумел создать в доме традиции, возмещавшие многое. Эта была одна, которой он придерживался свято: в день рождения жены быть с нею.
Собственный юбилей его, 50-летие со дня рождения, отмечали всего лишь по-семейному. Жена и дети преподнесли ему альбом со снимками, на которых был он. Владик, Инна, Фаина постарались расположить фотографии так, чтобы они отображали, веха за вехой, путь отца. Было приложено и письмо на память. В иных случаях говорят — адрес, но официальный термин этот здесь неуместен, хотя в письме были и фразы, звучащие не по-домашнему. Но иначе обращаться к нему в этом случае нельзя было: такой уж дан был этой семье муж, друг и отец. По отношению к нему естественно звучали слова, которые в ином случае показались бы выспренними.
«Пятьдесят лет — полдень твоей жизни. И к светлому своему полдню ты пришел не с пустыми руками. Во все победные дела любимого народа ты вкладывал свое сердце революционера-большевика.
Ты был всегда в первых рядах борцов за социалистический Узбекистан, борцов за счастливую жизнь.
Мы гордимся тем, что твое имя в народе произносят с глубокой любовью и уважением, и мы, твои близкие, учимся у тебя, как надо служить народу.
Мы учимся, и будем учиться у тебя трудолюбию, скромности, чуткости, твердости духа. Мы хотим так же неутомимо трудиться на благо Отчизны, как трудишься ты…»