Усмирившая волны
Шрифт:
— Нет, я не хочу, — простонала она, зажмурившись. Слезы выступили в уголках ее глаз. Она отшатнулась от меня, открыв глаза, но ничего не видя. Я знала этот взгляд. Я не раз его видела в зеркале. Белладонна видела свое прошлое, и ей не нравилось вновь видеть то, чего она не могла избежать, не важно, как давно она это пережила.
Я произнесла первое, что пришло мне на ум.
— Ты первая пойдешь в душ?
Она пропустила волосы сквозь пальцы и кивнула.
— Да. Пойдем, поможешь мне снять одежду.
На самом деле ей
Мои глаза были покрыты грязью и пятнами засохшей крови. Я встала и вытянула руки над головой, конечности не слушались после долгой ночи без движения. Я взглянула на Эша.
Его глаза были закрыты, он все еще спал, прислонившись к двери.
Я направилась в ванную, смежную с нашей комнатой.
Белладонна была уже без одежды и мылась под струями воды.
Половина комнаты была устроена под душевую, ее стены были выложены бледно-голубым мрамором, испещренным черными прожилками, а пол представлял собой кристально-белый песок. Я скользнула рукой по мрамору к свисающей ручке рядом с душем и, подумав, потянула за нее.
Вода хлынула, как маленький водопад. Я встала под струю, и у меня перехватило дыхание от температуры. Определенно не горячая, вода была чистой, свежей и пахла дождем. Это было так соблазнительно, что я не смогла удержаться, открыла рот и сделала несколько глотков, утолив, наконец, жажду. Я нагребла полные ладони песка со дна душевой и стала натирать им кожу и волосы, пока вода струилась вокруг.
Наконец, почувствовав себя освежившейся, я вышла из душа, но оставила воду течь. Я схватила одно полотенце для себя, другое протянула сестре. Она обернула его вокруг тела. Мы тесно сдвинули наши головы, чтобы бегущая вода заглушила наши слова.
— Я собираюсь найти посла Баркли или то, что от него осталось. А ты попробуй сблизиться с Реквиемом. Возьми с собой Эша.
Она кивнула.
— Будь осторожна, Ларк. У нас никого нет, кроме друг друга.
Я выключила воду и резко повернула ручку двери. Эш стоял за ней, поджидая нас.
— Посол, за вами пришли. — Он отошел в сторону. За ним стоял человек-раб, первый, которого мы видели.
Белладонна резко вдохнула, и я с трудом подавила желание сделать то же самое. Он был настолько костлявым, что я затруднилась бы сказать, мужчина передо мной или женщина, взрослый человек или ребенок. Он был завернут в тонкую белую ткань, материя которой только акцентировала внимание на его торчащих костях и неровных впадинах там, где должны были быть мышцы.
Трясущимися от натуги руками раб протягивал серебряное блюдо. Он осторожно произнес:
— Реквием желает пообедать вами. То есть, пообедать с вами.
Я подскочила к нему и схватила блюдо. На нем был лишь свернутый листок бумаги с именем Беллы. Я отдала ей этот листок, и она его развернула.
— Просит пообедать с ним. Снова. — Она бросила записку, шагнула в смежную комнату и взяла пару кусочков фруктов. — Возьми, съешь это. Мне больно смотреть на тебя.
Она всучила фрукт рабу, который уставился на нее, а потом упал на колени, засовывая фрукт в рот. Он ел и плакал, и я не могла смотреть на него. Это была ужасная правда об Ундинах. Они и без правления Реквиема не находили ничего страшного во владении рабами. Даже тот пожилой человек, которого я встретила прошлой ночью, хотя и казался добрым. Но все же, и у него, скорее всего, были рабы в услужении.
Я сбросила полотенце и пошла за своей одеждой, которой уже не оказалось на полу, где я ее оставила. Я снова сгребла свое полотенце, обернула его вокруг себя и закрепила на груди. Вдруг, на глаза попалось пятно белой материи за дверью.
Кажется, люди-рабы очень быстро справляются со своими обязанностями.
— Они все принесут обратно, — сказал Эш. — Рабы очень хорошо выполняют свою работу.
У меня отвалилась челюсть, и Белладонна сильно пихнула меня локтем.
— Ну конечно. Посмотри, Ларк, они даже принесли нам одежду.
На кровати лежало два комплекта одежды. Или что у них в Глубине принято считать одеждой. Отрезы черного и ослепительно белого шелка были разложены рядом друг с другом поперек кровати. Белый был цветом одежды рабов.
Я взяла отрез белого шелка понимая, что надеть его, значит признать свою ничтожность. Реквием знал, что была бастардом.
— Хочешь угадать для кого из нас этот шелк?
Белладонна резко втянула воздух.
— Ему не следовало заходить так далеко.
Я пожала плечами.
— Мы ничего о нем не знаем кроме того, что он, по крайней мере, дважды пытался убить нас и трижды — меня.
Мне была ненавистна мысль, что я не понимаю игры и политику, но Белладонна знала этот мир лучше меня. Я сжала челюсти, но смогла произнести:
— Ты думаешь, мне следует надеть это?
Она ткнула в ткань.
— Нет, думаю, я надену это. Этот цвет мне больше идет, черный слишком грубый.
Эш тихо фыркнул:
— Что ты задумала, Белладонна?
Она взглянула на него, хлопая ресницами.
— Что ты имеешь в виду, Эндер? Я лишь хочу показать Реквиему, что готова услужить ему, пока я здесь. Как ты думаешь, белый мне подходит?
Умная, умная девочка. Губы дернулись, но я подавила улыбку, пока помогала ей обернуть белый шелк вокруг тела. Она была права — белый фантастически смотрелся в сочетании с ее темными волосами и дымчатыми глазами. Ее рука взметнулась к зубу грифона, все еще висящему у нее на шее.
— Это так безвкусно смотрится с шелком. Лучше ты надень его, Ларк. — Она чуть ли не швырнула в меня ожерелье. Я поймала его и надела через голову. Почему она вернула его? Может, оно ей на самом деле не нравилось, а может, она действительно думала, что это безвкусно — надевать его с белым шелком.