Усобица триумвирата
Шрифт:
– Доброго, князь, - поклонился он и, уже произнеся, неловко покосился по сторонам, словно ему могли высказать за то, что зовёт князя князем!
– А я вот в сборах снова в дорогу. Не подскажешь, где найти кожевенных дел мастера получше? Ремень поизносился.
– Я, Святослав Ярославич, сам тут ещё не всё изведал, уж прости, - извинился юноша.
– Оно и понятно, Ростов, всё же, город не маленький. Хоть и далеко ему до Новгорода! Я туда отсюда и поеду, деду твоему поклониться, братову могилу навестить.
Ян Вышатич вздохнул, отведя глаза. Как будто бы тоскливо молвил:
– Да, там бы я сразу тебе сказал, князь,
– А почему бы и нет? Едем с нами! Я ведь сюда добирался долго, местами боялись с дороги сбиться, а ты наверняка путь к Новгороду знаешь! Проводником бы послужил.
Ян опять покосился в сторону. На хоромы, где жили Ростислав и его семья.
– Прости, Святослав Ярославич, не могу. Тут дел хватает.
– Жаль, а то я совсем город подзабыл. А ведь я тоже новгородец!
– Неужто?
– Родился там, детство провёл. Десятое лето шло от роду, когда уехали оттуда в Киев[1].
– Вон оно как… - проникнувшись, кивнул Ян. – А… на Торговой стороне[2] бывал, князь?
– А как же! Волхов не Смородина-река[3], туда-обратно хаживал. Знакомых там имеешь?
– Знавал кое-кого, - тихо пробормотал юноша. Святослав догадался, что любовь его не из боярских дочерей, потому и не посчитались с его чувствами, увезли с собой в Ростов, хотя Ян был ровесником Игорю, обженённому в начале лета, и ему тоже пора было обзаводиться семьёй, а не за отцом всюду следовать.
– Ну, ежели надумаешь, Ян Вышатич, в путники возьму с удовольствием!
Они разошлись, но Ярославичу хотелось думать, что предложение не забудется.
Ростислав шёл после встречи со своей ненаглядной через сад. Свидания наедине были бы недозволительны, но они с Янкой Вышатовной[4] выросли вместе, играли детьми, не различая, кто мальчишка, а кто – девчонка. Когда-то и она, вторя ему и брату, выхватывала деревяный меч и вприпрыжку неслась за ними по двору. Сейчас ей было уже пятнадцать, и так вести себя не подобало, но, уходя от посторонних глаз, они по-прежнему могли резвиться, как хотелось. Прятаться среди берёз, со смехом догонять друг друга, падать в траву и смотреть на плывущие облака, угадывая в них силуэты кораблей, рыб, лесного зверья. Тогда, украдкой, Ростислав мог урвать поцелуй, который носил потом на губах неделями, мечтая о дне венчания. Янка была всем для него, сироты, оставшегося без матери, а потом и отца. Её семья стала его семьёй, а эти стрыи, которых он никогда не видел – кто они ему? Что сделали? Отобрали то, что принадлежит по праву! А теперь ещё и войско Шимона Офриковича по приказу кагана уводят! Терзалось сердце между двумя желаниями: справедливости, получения того, что принадлежит по наследованию, и безмятежности в этом далёком краю, где ничто не будет мешать счастью с Янкой. Разве есть ему дело до великокняжеской власти? Пусть подавятся!
Тень меж деревьев мелькнула, заставив Ростислава остановиться.
– Кто здесь? – невольно легла ладонь на рукоять меча.
Из-под раскидистых ветвей яблонь, отяжелело гнувшихся под румянеющими плодами, выступил незнакомец, черноволосый и безбородый мужчина с двумя серебряными прядями от висков. Он поклонился низко:
– Ростислав Владимирович!
– Кто ты такой? – первым делом у князя мелькнула мысль, что это кто-то из варягов Шимона. Кто ещё мог бы странно бриться?
– Привет тебе от полоцкого князя, Всеслава Брячиславовича. Я –
Ростислав постарался сообразить, что бы всё это значило? Всеслав Полоцкий? Это который Чародей? Слыхивал он в Новгороде о нём рассказы от купцов, бывавших в землях полочанских. Якобы пирует Всеслав в своих теремах с нечистью всякой, охраняют его волки, а вороны крадут со всей округи золото и тащат в его кладовые.
– Что тебе нужно?
– Ничего, кроме того же, что и тебе надобно.
– И что же мне надобно? – гордо приподнял голову Ростислав, приосанившись.
– Дружба и поддержка – вот что предлагает Всеслав.
– С чего бы ему это мне предлагать?
Лютый приблизился крадучись. Шаги были неслышны, будто земля скрывала его поступь.
– С того, что вы с ним в похожих положениях оказались. Разве нет?
Ростислав покосился по сторонам, чувствуя себя неуютно без кого-либо из своих рядом. Было что-то настораживающее в собеседнике.
– Почему ты не пришёл ко мне в хоромы княжеские? Почему поджидал тут? К чему эта таинственность?
– К тому, что Ярославичам не стоит знать о наших разговорах. Они хотят захватить всю власть, избавиться от других на неё претендентов. Неужели не понял ты ещё этого?
– Мне это известно, как никому! Это у меня отобрали отцову вотчину!
– Как и у Всеслава…
Но Ростислава покойный отец успел при жизни образовать достаточно, и он с подозрением уточнил:
– А что считает своей вотчиной Всеслав? Уж не Новгород ли мой? Его отец, князь Брячислав, туда наведывался со своей дружиной, грабил и разорял!
– О, нет-нет, что ты, Ростислав Владимирович! То было из мести Ярославу, отобравшему у племянника Киев. Киев – вот что по праву принадлежит старшей ветви детей Владимира Святославича, принёсшего русичам христианство.
– Рекут, будто бы Всеслав христианства не принял?
– Так и есть. Он того не скрывает. Он чтит традиции пращуров.
Установлено было так священниками, занимавшимися просвещением народа, детей боярских и княжеских, что язычники не имеют доверия, что с ними бесполезно договариваться – они клятвопреступники, идолопоклонники лицемерные, потому и Ростислав первым делом так начал рассуждать, опасаясь подвоха. Но разве не крещённые стрыи его обобрали? Разве не одинаковы бывают в подлости и доблести люди разной веры? К тому же, оказавшемуся тут в одиночестве, на отшибе, Ростиславу союзники бы пригодились, если когда-нибудь он отважится на борьбу. Однако, если у него, как у старшего внука Ярослава, есть права не только на Новгород, но и на Киев, то, заключая союз с Всеславом, он передаёт это право тому? Ведь его-то ветвь превосходит старшинством и ярославскую, то есть, Ростислав перед полоцким князем в невыгодном положении.
– И что предлагает Всеслав? – не решаясь сразу отказываться, а думая, что можно было бы вначале воспользоваться помощью для противостояния одним соперникам, а дальше – видно будет, полюбопытствовал Ростислав.
– Он предлагает сделать, как некогда сделали Ярослав и Мстислав – поделить Русь по Днепру. Ему – правую часть с Киевом, тебе – левую с Новгородом.
– А стрыев куда?
Лютый, пряча заговорщическую ухмылку, принял по возможности обеспокоенную и смущённую гримасу, хотя с его лукавым прищуром, подчёркнутым сплетёнными назад амулетами волосами, какая-либо невинность и простота на лицо шла плохо.