Успеть. Поэма о живых душах
Шрифт:
В разгар работы она узнала, что мама хочет уйти от папы. Алиса рассердилась: очень уж не вовремя. Теперь надо притворяться, изображать печаль. Да, есть печаль, но изображать-то зачем? Она уходила к себе, общалась с Лиасой, и ей было с нею все комфортнее. Но сегодня Алиса приготовила для подруги разговор, который той не понравится. Она весь день репетировала его мысленно — этим, кстати, многие и ограничиваются, общаются со своими тульпами как с призраками, живущими в голове, и это вредно, может кончиться тем, что тульпа вылезет из твоей головы и станет тобой, а ты вся занырнешь к себе
И вот Алиса ушла к себе, оставила дверь приоткрытой, прислушалась. Отец у себя в комнате включил телевизор, это хорошо. Можно говорить обычным голосом, не шептаться. Но и не кричать. Нормально разговаривать. Лиаса была уже готова, устроилась на кровати, поджала под себя ноги, глядит вопросительно и немного испуганно. Что-то чувствует. И правильно чувствует.
— Ты доигралась, — сказала Алиса. — Я тебя сейчас убью.
— Да ладно, — не поверила Лиаса.
— Не ладно, а да.
— Дети не убивают.
— Я не ребенок. Из-за тебя мама чуть не умерла, дура.
— Сама дура.
— И это все? Больше ничего не можешь сказать?
— Отстань, — огрызнулась Лиаса.
— Я тебя убью, сказала, — настаивала Алиса.
— Валяй.
— Не веришь?
— Верю, не верю, тебе-то что? Ты сама решаешь.
— Да, я решаю. И решила убить.
— Ты пока разговариваешь.
— Это мое дело. Давай, говори, что хочешь сказать перед смертью.
— Ничего я не хочу сказать.
— Последнее слово это называется.
— Да пошла ты.
— Это твое последнее слово?
— Ну.
— Тебе просто нечего сказать. Ты тупая. У тебя ничего своего.
— Зачем тогда со мной общаешься?
— Уже не общаюсь.
— А сейчас что делаешь?
— Говорю, что хочу тебя убить. Это не общение.
— Кровь противная и пахнет. Ты тут будешь спать с ужасом, поняла? Ты вообще тут спать не будешь. У тебя кровь на постели.
— Хватит врать! — прикрикнула Алиса. — Больше ты меня не обманешь.
— На постели кровь. Посмотри. Подними одеяло и посмотри.
— Нет там ничего. Тебя нет, и крови нет. Хочешь, докажу, что тебя нет?
— Докажи.
— Ты сказала про одеяло, а тут покрывало сначала на одеяле. Была бы настоящая, ты бы видела. А тебя нет, вот ты и говоришь про одеяло.
— Я сказала про одеяло, а имела в виду покрывало! — весело пропела Лиаса.
— Замолчи!
— Хочешь посмотреть, да? Посмотри, я никому не скажу. А то будешь теперь думать, есть кровь или нет. С ума сойдешь. Посмотри и успокоишься.
— Отстань. Откуда там кровь, если я еще тебя не убила?
— Мало ли. Посмотри.
— Нет там ничего! И молчи, сказала, а то как дам! …! — выругалась Алиса.
— Сама это слово!
— …! — с наслаждением повторила Алиса и ударила себя по щеке.
И еще раз, и еще, и еще.
— Ты супер! — восхищенно сказала Лиаса. — Ты класс, ты лучше всех. Я не смогу без тебя, не убивай меня, плиз, плиз, пли-и-з! — жалобным тоненьким голоском умоляла Лиаса.
— Ладно, пока прощаю, — смилостивилась Алиса. — Но больше так не делай. Не отвлекай меня от мамы, поняла?
— Поняла. Я тебя обожаю.
— Все, спокойной ночи.
— Спокойной ночи, любовь моя.
Алиса только что совсем не хотела спать, но вдруг сразу же сильно захотела. Она посмотрела на кровать, на покрывало. В комнате светила только настольная лампа, и было темновато. Алиса включила верхний свет. Подошла к кровати, постояла. Тихо вскрикнула:
— Я что, идиотка совсем?
И сдернула покрывало, а потом и одеяло, и простыню, и наматрасник, скинула подушку. Голый голубоватый матрас лежал перед ней. Крови не было.
33
Из верхних эшелонов власти до средних и нижних было доведено пожелание, чтобы средние и нижние организовали выдвижение инициативы по усилению контроля за соблюдением масочно-перчаточного режима. Инициатива была выдвинута, ее одобрили и рекомендовали к исполнению. И по всей стране начались проверки и рейды, коснулось это и того городка, откуда Галатин собирался выехать в Рязань.
Рано утром он явился на автобусную станцию, купил билет и пошел к автобусу, а там была очередь. У двери стояла молоденькая проверяльщица, мобилизованная из какой-то административной структуры, и мерила всем температуру бесконтактным термометром. Ей было также указано не пускать никого без перчаток и масок. С перчатками, учитывая зимнее время, у пассажиров проблем не было, маски тоже имелись или, в крайнем случае, одалживались; Галатин увидел, как молодой человек, войдя в автобус, сунул свою маску за спиной контролерши своему товарищу, тот нацепил ее и благополучно прошел, а из-за температуры возникла первая свара. Галатин, стоя в конце очереди, наблюдал.
— С ума вы посходили? — кричал мужчина солидного сложения, в добротной дубленке, которую он, возможно, купил еще в советское время и надевал лишь по праздникам, вот она и сохранилась. — Жена, значит, поедет, а я нет?
Проверяльщица нервно ответила:
— Я виновата, что у вас температура?
Жена мужчины в дубленке, уже вошедшая в автобус, вышла обратно. Она была высокая, под стать мужу, в шубе, тоже сохранившейся с советского времени. Было в этой паре спаянное единство, угадывались долголетнее экономное и прочное сожительство, причем муж наверняка добытчик, созидатель семейного достатка, а жена — ревностная хозяйка дома, та самая, которая и коня на скаку остановит, и в горящую воду войдет, однако часто оказывается удивительно беспомощной перед лицом самой мелкой власти вроде какой-нибудь тетки из домоуправления. Если она не сама эта тетка.
Она взялась уговаривать девушку:
— Нас дети и внуки ждут, поймите наше положение! А он не больной, он вчера выпил немного, а с похмелья всегда температурит! Говорила я тебе — не пей! — упрекнула она мужа.
— Чего я выпил? Полстакашку одну, говорить не о чем!
— Пусти, милая! Раньше пустишь, раньше сама к мужу и деткам попадешь! — женщина льстила этой, скажем с сожалением, весьма некрасивой барышне предположением, что у нее есть муж и детки. Та и на это не купилась:
— Не могу! Не имею права!