Установление и Империя
Шрифт:
Радоль был небольшим миром — а по военному потенциалу, возможно, слабейшим из двадцати семи. Это, кстати, дополнительно повлияло на выбор места.
Радоль был ленточным миром — обилием которых Галактика может похвастаться, но среди которых обитаемые очень редки. Другими словами, то был мир, две половинки которого противостояли неподвижным границам стужи и зноя, и лишь узкая ленточка сумеречной области служила зоной возможной жизни.
Подобный мир неизменно выглядит негостеприимным для тех, кто не посещал его, но там имелись места, выгодно расположенные —
Он раскинулся по пологим склонам холмов, составлявших передовую цепь у подножья гор, которые защищали его по краю холодной полусферы, сдерживая угрозу ледников. Теплый, сухой воздух солнечной половины разливался вокруг; с гор текли ручьи — и лежавший посредине город Радоль сделался сплошным садом, плывущим в вечном утре вечного июня.
Каждый дом нежился посреди собственного цветочного сада, открытого беззубым стихиям. А каждый сад являлся целой цветочной оранжереей, где роскошные растения составляли самые фантастические композиции: ради иностранных товаров, которые можно было получить за цветы, Радоль сделался почти что планетой-производителем, в противоположность типичным Купеческим мирам.
Так что в своем роде город Радоль был маленькой точкой покоя и роскоши на мрачной планете, крошечным осколком рая — и это тоже было определенным фактором при его выборе.
Чужеземцы прибыли с каждого из двадцати шести прочих Купеческих миров: делегаты, их жены, секретари, репортеры, корабли и экипажи — и население Радоля почти удвоилось, а ресурсы планеты напряглись до предела. Все гости ели и пили, сколько влезет, и, кажется, вообще не спали.
И все же среди гуляк очень немногие не сознавали, что во всем данном объеме Галактики медленно разгорается тихая, тлеющая война. А те, кто был в курсе, делились на три категории.
Во-первых, было очень много таких, которые знали мало и были очень уверены…
…Таких, как молодой космический пилот, который носил на своей фуражке кокарду Хэйвена, и который ухитрился, держа перед своими глазами бокал, поймать взгляд сидевшей напротив и слегка улыбающейся девушки Радоля. Он говорил:
— Мы прибыли сюда прямо сквозь зону военных действий — и сделали это специально. Около световой минуты мы летели на нейтрали прямо мимо Хорлеггора…
— Хорлеггор? — вмешалась длинноногая туземка, игравшая в этой компании роль хозяйки. — Это там, где на прошлой неделе из Мула выпустили кишки, не так ли?
— А где это вы слышали, что из Мула выпустили кишки? — надменно поинтересовался пилот.
— По радио Установления.
— Хэ! Так вот, Мул захватил Хорлеггор. Мы почти налетели на строй его кораблей; и они шли именно оттуда. Это не очень-то похоже на выпускание кишок — когда ты остаешься на месте сражения, а те, кто выпускает кишки, поспешно удирают.
Кто-то еще произнес громко и не очень разборчиво:
— Не говорите так. Установление всегда сначала получает по морде. Вот увидите; просто сидите крепко и смотрите. Старенькое Установление знает, когда вернуться. А тогда — бух! — заключил владелец хриплого
— Во всяком случае, — сказал пилот с Хэйвена после короткой паузы, — как я уже сказал, мы видели корабли Мула, и они выглядели здорово, просто здорово. И вот что я вам еще скажу — они выглядели как новые.
— Новые? — задумчиво произнес один из местных жителей. — Они строят их сами?
Он сорвал лист с нависающей ветви, осторожно принюхался к нему, затем разжевал. Смятые жилки источали зеленый сок и аромат мяты. Он сказал:
— Вы хотите уверить меня, что они разбили эскадру Установления своими самоделками? Не морочьте голову!
— Мы их видели, док. А я, кстати, могу отличить корабль от кометы, знаете ли.
Радолец наклонился поближе.
— Послушайте, не обманывайте себя. Войны так просто не начинаются, сами собой; у нас имеется кучка проницательных мозгов, которые всем и заправляют. Они знают, что делают.
Некто, хорошо утоливший жажду, вдруг громко заявил:
— Вы последите за стареньким Установлением. Они ждут до последнего, потом — бух!
С тупо раскрытым ртом он ухмыльнулся девушке; та отстранилась.
Радолец продолжал говорить:
— К примеру, старина, ты, может, думаешь, что делами командует этот парень, Мул. Не-е-ет, — и он покачал пальцем. — Я слышал, от очень важных шишек там, наверху, так вот, понимаешь, он — наш человек. Мы ему платим и, наверное, мы и строим эти корабли. Будем реалистами — скорее всего это мы. Естественно, он не сможет разбить Установление в длительной борьбе, но он может его ослабить, а когда он это сделает, в дело вступим мы.
Девушка сказала:
— Это все, о чем ты можешь говорить, Клев? О войне? Ты меня утомляешь.
Пилот с Хэйвена заявил в приступе галантности:
— Сменим тему. Не будем утомлять девушек.
Тот, что был в подпитии, подхватил припев какой-то песенки, ритмично постукивая кружкой о стол. Образовавшиеся парочки, хихикая, удалились; из солярия, стоявшего позади, вышло еще несколько таких же парочек.
Разговоры стали более общими, более разнообразными, более бессмысленными…
…Но были и такие, кто знал чуть больше и не выказывал особой уверенности.
Такие, как однорукий Фран, чья внушительная фигура представляла Хэйвен в качестве официального делегата, и который в соответствии со своим положением жил широко, заводя новые знакомства: с женщинами — по возможности, с мужчинами — по необходимости.
На солнечной площадке дома на вершине холма, принадлежавшего одному из его новых друзей, он впервые смог расслабиться: как оказалось впоследствии, на Радоле его ждала еще только одна такая возможность. Новым другом был Иво Лайон, человек, всей душой сросшийся с Радолем.
Дом Иво стоял в стороне от общего скопления и казался затерянным в море цветочного аромата и стрекотания насекомых. «Солнечная площадка» являлась полосой травянистой лужайки, размещенной под углом в сорок пять градусов. Фран растянулся на ней и впитывал в себя солнце. Он сказал: