Установление и Империя
Шрифт:
Она заметила, что при закрытых глазах цветовые образы становятся яснее; что каждое небольшое изменение цвета сопровождалось своим звуковым образом; что цвета ей незнакомы; и, наконец, что шарики — не шарики, а маленькие фигурки.
Фигурки: мириады пляшущих и мерцающих, точно язычки пламени, исчезающие из виду и появляющиеся из ниоткуда, налетающие друг на друга, сливаясь в новые цвета.
Вдруг Бейте пришли на ум цветовые пятна, появляющиеся ночью, если зажмуриться до боли и терпеливо напрягать зрение. Возникало то же знакомое впечатление танцующих
Они налетели на нее, сбившись в пары, и она подняла руки во внезапном изумлении, но они распались, и на миг Бейта оказалась в центре вихря сверкающих снежинок. Холодный свет стекал с ее плеч на руки, скатываясь, словно по сияющему трамплину, отскакивая от застывших пальцев и медленно сходясь в сверкающем фокусе. В глубине жидкими потоками плыли звуки сотни инструментов, пока Бейта не перестала отличать их от света.
Интересно, подумала она, видит ли Эблинг Мис то же самое, а если нет, то что же он видит?
Но мимолетное любопытство прошло, и тогда…
Она стала следить снова. Фигурки — впрочем, были ли они фигурками? — крошечные женщины с пылающими волосами, крутившиеся и изгибавшиеся слишком быстро, чтобы сознание могло сосредоточиться на них, сцеплялись между собой, образовав вращающиеся звездообразные группы, — а музыка сделалась тихим смехом — девичьим смехом, зазвучавшим прямо в ушах.
Звезды собрались вместе, рассыпая искры, меча их друг в друга, медленно выросли в некий образ — и вдруг стремительно, откуда-то снизу вверх сложился дворец. Каждый кирпичик был своего цвета; каждый цвет — искоркой; каждая искорка — колючим светом, меняющим образы и увлекающим взгляд ввысь, к двадцати башенкам, сложенным из самоцветов.
Блистающий ковер развернулся навстречу, вихрясь, разматывая нематериальную паутину, заполнившую все пространство, а из нее вверх ринулись светящиеся ростки и расцвели деревьями, певшими свои собственные мелодии.
Бейта сидела, окутанная световыми узорами. музыка колыхалась вокруг нее, иногда поддаваясь стремительным, лирическим порывам. Женщина потянулась, чтобы коснуться хрупкого дерева, и цветущие стебли поплыли вниз и погасли, каждый с чистым, едва слышным звоном.
Музыка грянула десятками цимбал. Перед Бейтой струями вздыбилось пламя — и стекло по невидимым ступеням к ней на колени, растекаясь быстрыми потоками, выбрасывая огненные искры к ее поясу, и между ее коленями возник радужный мост, а на нем — маленькие фигурки.
Селение, и сад, и крошечные мужчины и женщины на мосту, уходящем вдаль, насколько хватало взгляда, плывущие через сходившиеся к ней величавые волны музыки струн…
И вдруг — пугающая пауза; нерешительное, затаенное движение, стремительное угасание.
Цвета расплылись, свернулись в шар, который сжался, поднялся и исчез.
И снова стало просто темно.
Тяжелая нога заскребла по полу в поисках
Только сам Маньифико был полон жизни и ласкал свой Визи-Сонор, что-то восторженно напевая.
— Госпожа моя, — выговорил он, — поистине этот инструмент создает самые волшебные эффекты. Качество его настройки и реакции почти невероятны при такой нежной конструкции. На нем я, кажется, мог бы творить чудеса. Как вам понравилась моя композиция, госпожа?
— Это было твое сочинение? — ахнула Бейта. — Твое собственное?
К ее изумлению, узкое личико Маньифико стало красным вплоть до кончика могучего носа.
— О да, мое собственное, госпожа. Мулу оно не нравилось, но часто, часто я играл его для собственного развлечения. Однажды, в юности, я видел дворец — гигантское, богато украшенное здание. Я видел его издали, во время большого карнавала. Там были люди несказанной красоты и величия, превосходившие все когда-либо виденное мною позднее, даже на службе у Мула. Я создал лишь грубое подобие, ибо убогость моего разума не позволяет достигнуть большего. Я назвал это сочинение «Воспоминание о небесах».
В ходе этой болтовни Мис наконец очнулся.
— Слушай-ка, Маньифико, хотел бы ты делать то же для других?
На секунду клоун опешил.
— Для других? — выговорил он дрожащим голосом.
— Для тысяч, — вскричал Мис, — в огромных залах Установления. Не хотел бы ты стать своим собственным господином, всеми уважаемым, богатым и… и… — воображение подвело его. — И все такое? А? Что скажешь?
— Но как я могу сделаться всем этим, могущественный господин, ибо я поистине всего лишь бедный клоун, лишенный великих благ мира?
Психолог надул губы и провел по лбу тыльной стороной ладони.
— Но ты же умеешь играть, дружище. Мир станет твоим, если ты сыграешь так для мэра и его Торговых Трестов. Ты бы не хотел этого?
Клоун бросил быстрый взгляд на Бейту.
— А она останется со мной?
Бейта рассмеялась.
— Конечно, глупенький. Разве я могу оставить тебя сейчас, когда ты вот-вот станешь богатым и знаменитым?
— Все это будет вашим, — возразил он искренне, — и уж конечно, все богатства Галактики станут вашими прежде, чем я смогу отплатить за вашу доброту ко мне.
— Но, — небрежно произнес Мис, — если бы ты сперва помог мне…
— А как?
Психолог остановился и улыбнулся.
— Маленькое поверхностное зондирование, которое не повредит. Оно коснется лишь оболочки твоего сознания.
В глазах Маньифико вспыхнул смертельный страх.
— Нет, только не зонд. Я видел, как его применяют. Он высасывает разум и оставляет череп пустым. Мул применял его к предателям и бросал их лишенными ума бродить по улицам, пока их не убивали из милости, — он вытянул руку, отталкивая Миса.