Устройство «Пандора»

Коннерс Аарон

— А вы уверены, что я не смогу его заинтересовать подпиской на разные журналы? Мне бы еще три годовые подписки пристроить, и бесплатная экскурсия на «Ягодную ферму Кнотта» — моя!

С невыразимым презрением старик посмотрел мне в лицо, затем на мою ногу, затем снова в лицо. Он явно был не из тех, кто подает попрошайкам.

— Я просто пошутил.

— Догадываюсь.

— Послушайте, я не хочу выглядеть навязчивым, но очень важно, чтобы вы передали мистеру Уитту хотя бы несколько слов. Сделайте одолжение, а? Я с удовольствием подожду снаружи.

Англичанин

опять поглядел на мою ногу и, видимо, сообразил, что так просто от меня не отделаться.

— Прекрасно, сэр. Так что я должен передать мистеру Уитту?

Поди угадай, всерьез он решил уступить или только притворяется? Я порылся в карманах пальто, нашел конвертик со спичками, достал из внутреннего кармана авторучку и написал: «Всего четыре шкатулки к мысли о НЛО». После чего вручил конвертик англичанину.

— Я вас очень прошу. Это чрезвычайно важно.

— Ну, разумеется.

Он принял конвертик, дождался, когда я уберу ногу, и затворил дверь.

Я полез за сигаретами. Черт с тобой, старый пень. Если не удосужишься сказать обо мне Уитту, я встану лагерем у этой парадной и буду околачивать груши, пока не добьюсь аудиенции.

Едва я раздавил окурок о плитку дорожки, за спиной скрипнула дверь.

— Мистер Уитт вас примет.

— Отлично. Громадное спасибо за содействие. А знаете, мне очень нравится ваш акцент.

Старик застонал.

Сразу за дверью оказалось фойе — с достаточно высоким потолком, чтобы стрелять по тарелочкам. У противоположной стены, перед камином, в котором поместился бы книжный шкаф, стоял крупного телосложения джентльмен. Он повернулся ко мне, и я впервые имел счастье лицезреть светлые черты знаменитого Элайджи Уитта. Я шагал- вперед, протягивая руку и сияя, как табличка «мест нет».

— Мистер Уитт! Как я рад вас видеть!

Из мясистых багровых губ, точно рукоять помпы, торчала причудливо изукрашенная трубка. Темно-коричневые глаза настороженно взирали на меня из-под кустистых седых бровей. Уитт ни разу не моргнул, пока вырывал спичку из моего конвертика и подносил ее к набитой табаком «кэптен блэк» чашечке трубки. Выпустив полновесный клуб дыма, он небрежно бросил спичку вместе с конвертиком в ревущий камин.

— Как прикажете понимать вашу записку? — Взгляд мой машинально переместился на камин, а язык застыл в ожидании, когда мозги подскажут что-нибудь путное. — Может быть, вам в это нелегко поверить, но я занятой человек.

— Да, сэр, знаю. И не отниму у вас много времени.

— От кого вы услышали о шкатулках?

Ощущение было такое, будто я стою перед судом присяжных. Уитт ни в чем не уступал эрудиту Перри Мейсону, который одними своими манерами вынуждал самых хладнокровных и хитрых злодеев совершать фатальные ошибки. Возникло искушение выложить ему все как на духу; с другой стороны, мне казалось, что он скорее посвятит вечерок варке и поеданию мускусных крыс, чем отдаст совершенно незнакомому человеку шкатулку Мэллоя.

Возможно, у Мэллоя были основания ему доверять. Но я таких оснований не имею, а значит, буду себя

чувствовать гораздо спокойнее, если шкатулка окажется у меня или у Фицпатрика. Аэнбешники — ребята серьезные, для них найти Уитта, всадить в него пулю и вырвать шкатулку из закостенелой руки — всего лишь дело времени.

В наши дни, напомнил я себе, выживают только прагматики.

— Мистер Уитт, я стал вашим поклонником еще в университете, где вы преподавали. Однажды я где-то прочел, что вы увлекаетесь анаграммами, и решил на досуге поразвлечься с названием последней вашей книги. Кстати, она мне доставила истинное наслаждение. Я предположил, что вы, увидев эту анаграмму, заинтересуетесь и согласитесь меня принять.

Уитт глядел на меня как на отъявленного лгуна, коим я и был. Когда он заговорил, моя нервозность переросла в страх.

— Как вас зовут?

— Мерфи. Тэкс Мерфи.

— Мистер Мерфи, вы верите в совпадения?

Вопрос застиг меня врасплох.

— Гм-м… Конечно. Знаете, у меня был случай… Выхожу это я из супермаркета…

— А я не верю.

— Что вы имеете в виду?

— Вы сказали, что были моим студентом.

— Да, сэр.

— Когда?

— Позвольте вспомнить… Осенний семестр, две тысячи двадцать седьмой год.

— Мистер Мерфи, да будет вам известно, я никогда не забываю лица. А вашего почему-то не помню.

У меня вмиг участилось сердцебиение, глаза выпучились, а щеки побагровели.

— Мне стыдно признаться… Я отчислился в самом начале курса.

Уитт шагнул ко мне. Над его правым плечом вилась струйка дыма.

Мистер Мерфи, или как вас там, я не верю ни единому вашему слову. — Он сделал еще шаг вперед. Я держался стойко и пытался сохранить хорошую мину при плохой, если не сказать — отвратительной, игре. Уитт сверлил меня беспощадным взглядом, и при этом я испытывал чувство сродни физической боли. — Так кто же вы на самом деле? Только не надо больше лгать, приятель. Давайте начистоту.

— Я… гм-м… Видите ли, я…

— Позвольте, я сам догадаюсь. Журналист, верно? В редакции вам предложили написать очерк о старом затворнике Элайдже Уитте. Господи, сколько можно? Ну, почему ваш брат не считает ответом слово «нет»?

Я в притворном покаянии опустил голову, а на самом деле у меня камень свалился с души. Элайджа бросил мне веревку, но при этом не удержал в руках другой конец. Теперь от меня требовалось только подыграть ему. Я поднял голову. В моем взоре сквозило отчаяние воришки, пойманного с поличным.

— Мистер Уитт, клянусь, я не хотел! Отказывался, честное слово. Но дело все в том, что в газете я без году неделя. Меня всегда бросают на гиблые дела. Вот, например, три месяца назад в Окленд отправили — писать статью о гангстерских войнах. А потом я три недели провалялся в клинике интенсивной терапии.

Впервые губы Уитта, обнимавшие черенок трубки, растянулись в улыбке. В чем, в чем, а в умении разжалобить мне равных нет.

— Гм-м… А все-таки, сынок, какая у тебя фамилия?

— Мерфи, сэр. Честное слово.