Утаенные страницы советской истории. Том 1
Шрифт:
КИРПИЧЕНКО: А некомплект командиров для этой армии составлял 240 тысяч.
ЛОБОВ: Пришлось их тогда брать из народного хозяйства — агрономов, бухгалтеров, учителей… Вот она, реальная жизнь!
КИРПИЧЕНКО: Во время войны, когда я служил солдатом, у меня было два командира дивизиона — один с пятью классами образования, другой — с шестью.
ЛОБОВ: Прошли ускоренные курсы — и все, иди, воюй! Воюй, не понимая в тактике, не овладев как следует оружием, не разбираясь в стратегических или оперативных вопросах. Резкое сокращение армии после Гражданской войны было одной из самых больших наших ошибок… Кстати, после Великой Отечественной войны то же самое повторилось. Но это уже несколько другой вопрос…
НИКИФОРОВ: Если вернуться к нашей теме, то не стоит говорить о том, что Сталин закрывал глаза на реальность… Мы знаем о произведенных перебросках войск, о призыве накануне войны 800 тысяч резервистов, о документе Генштаба от 15 мая, так называемом плане Жукова, в преамбуле которого прямо указывается: на наших границах расположено столько-то и столько-то дивизий. Наш Генштаб видел, что приходится иметь дело с главными силами вермахта, они сосредоточились и Гитлер явно собирается пустить их в ход…
КИРПИЧЕНКО: Сталин знал, что будет война с Германией, готовился. Но он верил, что удастся оттянуть войну года на полтора путем дипломатических маневров. Сталина, кстати, очень волновал вопрос, как начнется война. Будет ли это внезапное нападение или будет предъявлен ультиматум — мол, дайте Украину, дайте нефть, хлеб — и тогда можно вести какие-то переговоры, как-то выиграть время. Или же нас втянут в войну путем провокации…
— Относительно провокаций гитлеровцы были большими специалистами. Достаточно хотя бы вспомнить начало Второй мировой…
КИРПИЧЕНКО: Отсюда и вопли Сталина: не поддавайтесь на провокации! А ведь они все время были — обстрелы, облеты немецких самолетов и так далее. Сталин не хотел, чтобы нас втянули в конфликт и мы таким образом лишились бы потенциальных союзников. К тому же он не верил, что Гитлер решится напасть на СССР, уже ведя войну с Англией. В этом его стратегическая ошибка, хотя, помимо внешнеполитической разведки, ему сообщали и военная разведка, и дипломатия, и разведки приграничных округов…
НИКИФОРОВ: Маршал Василевский впоследствии сказал, что надо было отбросить всякую маскировку и приводить в действия войска, невзирая на то, что будет сказано по этому поводу в мире и удастся ли Гитлеру представить СССР в роли виновника столкновения. Но Сталин действовал как политик, понимая, что стоит только открыто объявить мобилизацию, начать передавать в армию трактора и машины из сельского хозяйства — и весь мир поймет, что Советский Союз готовится к войне. Если бы Гитлеру удалось — а он очень старался — представить нас в роли виновника столкновения, страны, которая собирается напасть на Германию, то не было никакой гарантии, что Рузвельт и его союзники смогли бы оказать нам реальную помощь. В мире было полно сил, которые хотели бы эту войну интерпретировать как конфликт двух кровожадных диктаторов…
— Так что хотя войны избежать не удалось, и она началась для нас слишком рано, зато Германия все-таки выступила в роли агрессора. Гитлер вероломно напал на СССР. Как пишут многие историки, точнее — «исторические публицисты», он пошел по пути Наполеона… Л был ли у немецкой армии иной путь?
КИРПИЧЕНКО: Полной тождественности здесь нет. Разные эпохи, разные возможности, разные задачи… Как известно, наступление немцев началось на всем протяжении фронта, всюду двигалась на нас немецкая армада, так что это не было простым повторением наполеоновского прихода к нам в гости. Хотя и тот, и другой нацеливались на Москву. По мысли агрессоров, ее падение должно было ускорить поражение России, Советского Союза.
ЛОБОВ: Преклонявшийся перед Бонапартом немецкий историк Дельбрюк определил два понятия: «стратегия сокрушения» и «стратегия измора». Наполеон и Гитлер придерживались первой стратегии, заключавшейся в том, чтобы создать группировку, найти группировку противника, определить ее, нанести по ней сокрушительный удар, в обязательном порядке занять столицу государства и предъявить ему ультиматум. У Наполеона и у Гитлера были схожие планы: оба направляли свой главный удар на столицу, оба выбрали лето — июнь, считая этот месяц наиболее благоприятным по погодным и климатическим условиям. Только сухие дороги могли обеспечить блицкриг. В общем, их почерк одинаков…
ГРИБАНОВ: Не могу согласиться по поводу схожести их целей! Наполеон хотел остановиться где-то до Витебска, но, грубо говоря, необходимость заставила его идти на Москву — Русская армия отходила без боя. И если цель Гитлера — действительное завоевание России, то Наполеон хотел принудить Александра к повиновению, поддержанию континентальной блокады. Слова о том, что голова — это Петербург, а Киев — ноги, сказаны были только в Смоленске…
ЛОБОВ: Да, Наполеон планировал идти на Петербург, столицу. Однако, отвлекая его от Питера, Александр I своими войсками — отдельным корпусом графа Витгенштейна и 2-й Западной армией князя Багратиона — как бы его подхлопывал по флангам, заводя в глубь страны. Так и сложилась обстановка, что Наполеону удалось дойти до Москвы, по сути погубившей его армию…
НИКИФОРОВ: Главное, что и тот, и другой завоеватель были нацелены на решительный разгром наших войск и вообще нашей страны. Они выбирали наиболее эффективные средства для достижения этих целей. Могли бы они выбрать другие пути? Разработчики плана «Барбаросса» делали это с учетом имевшихся у них возможностей…
ОРЛОВ: Гитлер как политик говорил, что ему нужны Украина, Донбасс, Кавказ — т. е. южное направление. И Сталин говорил то же самое: немцы будут нападать на юге, потому как им нужны криворожская руда, кавказская нефть, донбасский уголь… Но генералы Гитлера рассуждали по-военному — где путь короче? Потому что задача-то была в первом предложении плана «Барбаросса» — окружить и уничтожить Красную армию и не допустить ее отхода на русские равнины. Генералы убедили Гитлера, что надо ударять на Москву, тем более что на Западе у нас была более слабая группировка, а дороги были лучше.
НИКИФОРОВ: Можно ли считать, что для решения задачи немцы могли выбрать более эффективные средства? Думается, они сделали все правильно, использовали все возможности — но мы им не дали этот план реализовать.
ОРЛОВ: Пожалуй, тут и начинается разговор о нереализованных возможностях захватчиков. С чего начал сыпаться план «Барбаросса»? Не удалось главное: окружить и уничтожить Красную армию, не дав ей отступить. Она начала отступать — пусть в беспорядке, не все получалось, но мы сорвали первую установку противника, и гитлеровский план начал срываться по времени…
— Тут возникает вопрос. Враг рвется к Москве и Ленинграду, в бой бросают все резервы, а между тем в августе 1941-го две армии Закавказского фронта и одну — из Среднеазиатского военного округа вводят в Иран. Для чего?
ОРЛОВ: Это был правильный стратегический и политический ход. Иран кишел немецкой агентурой, рядом с ним — Турция, и на наши южные границы вполне могло быть совершено нападение. Понимали это не только мы, но и англичане, которые вошли туда вместе с нами — с юга. Наши войска оставались там на всем протяжении войны — как гарантия того, что на нас оттуда не нападут…