Утаенные страницы советской истории. Том 2
Шрифт:
— Действительно, странно...
— Согласитесь, что просто приземлиться не там, где надо — это одно, по ошибке пилота — другое, но совсем иное — совершить вынужденную аварийную посадку из-за того, что самолет был подбит, так как летчик сбился с курса. А Самохин на допросе и вовсе показал, что садились они не в Мценске, а на пологий склон какого-то холма.
— Погодите, а известно, на каком самолете он летел?
— По тем данным, что я получил, на ПР-5 — пассажирской модификации самолета-разведчика Р-5. В этой модификации установлена четырехместная пассажирская кабина. Максимальная скорость у земли — 246-276 километров в час, на высоте 3000 метров — от 235 до 316 километров в час. Крейсерская скорость — 200 километров в час. По показаниям Самохина получается, что через три часа полета они преодолели расстояние в 600 километров. За штурвалом самолета был пилот авиагруппы Генерального штаба. А в эту авиагруппу отбирали очень опытных летчиков. Уж они-то хорошо знали обстановку... Как могло случиться, что опытный пилот не заметил, что перелетел линию фронта? Чай, не на скорости истребителя летели. И ведь не летчик заметил ошибку, а сам Самохин. Единственное, что могло бы снять вопросы на этот счет, — это факт ночного полета.
— Так, может, ночью и летели ? Вроде бы время полета доподлинно не известно... Не так ли?
— Вот этого я не знаю. Зато мне хорошо известно иное обстоятельство: в годы войны, как правило, перелеты командующих армиями и фронтами осуществлялись в сопровождении минимум звена истребителей, то есть трех самолетов. А уж тем более, когда этот полет осуществлялся из Москвы, да еще и с документами Ставки, если верить имеющимся версиям... Тогда каким же образом боевые летчики-истребители допустили, чтобы пилот подопечного самолета хрен знает куда полетел и к тому же оказался еще подбит над занятой немцами территорией?! Нет, что-то тут не то с этими версиями.
— Что за документы вез с собой генерал Самохин?
— Как уже после войны, в 1964 году, утверждал Маршал Советского Союза Сергей Семенович Бирюзов, бывший начальник штаба 48-й армии, «немцы захватили тогда кроме самого Самохина документы советского планирования на летнюю (1942) наступательную кампанию, что позволило им своевременно предпринять контрмеры». В том же году Бирюзов погиб в авиакатастрофе во время визита в Югославию. Примерно то же самое — «противник овладел оперативной картой и директивой СВГК» — утверждают и авторы справочника «Россия в лицах. ГРУ. Дела и люди».
— Два источника дают идентичную информацию. Очевидно, можно поверить?
— А вы не задумываетесь над тем, почему у вновь назначенного командующего всего лишь, скажу так, армией оказались на руках особо секретные документы — директива Ставки Верховного главнокомандующего и документы советского военного планирования на летнюю кампанию 1942 года? Директивы Ставки адресовались командующим фронтами. Но не армиями! А у Самохина — не просто директива Ставки, а вообще документы советского планирования на летнюю 1942 года кампанию. Это же не его уровень! В годы войны чрезвычайно жестко соблюдались правила переписки, тем более между Ставкой и фронтами, армиями. Перевозка секретных документов осуществлялась под особой вооруженной охраной органов госбезопасности.
— То есть вы считаете, что никаких документов у него с собой не было?
— Да нет, по данным, которые мне удалось получить, в Ельце Самохин должен был представиться командующему Брянским фронтом генерал-лейтенанту Филиппу Ивановичу Голикову, кстати, бывшему начальнику Разведуправления Генштаба РККА, передать ему пакет особой важности из Ставки и получить от командующего соответствующие указания. Странно это, потому как совершенно не вяжется с тем жесточайшим режимом секретности, который царил в годы войны. И вот что еще интересно. На допросе после войны Самохин утверждал, что все документы сжег, а остатки втоптал в грязь... Тогда на каком основании делали свои утверждения маршал Бирюзов и авторы справочника? Более того, из показаний Самохина вытекает, что немцы захватили его партийный билет, предписание о назначении командующим армией, удостоверение работника ГРУ и орденскую книжку. Более всего интересно наличие у него удостоверения работника ГРУ. С какой стати он его не сдал, получив назначение на должность командующего армией? Ответов нет.
— Арсен Беникович, уж вы-mo знаете, сколько сегодня существует версий о различных «играх», «подставах» и т. д. Мол, и генерал Власов был агентом НКВД, и Мартин Борман работал на советскую разведку... Но все же не могла ли в данном случае осуществляться какая-то военно-разведывательная операция по дезинформации высшего командования вермахта?
— Подтверждений этой версии нет. А без фактов — это гадание на кофейной гуще: операция по дезинформации... халатность летчика... ошибка Самохина... Допустим, что летчик действительно сбился с курса и попал в зону досягаемости средств немецкой ПВО. Но что в это время делали истребители прикрытия? Самолет был подбит и, предположим, под принуждением истребителей люфтваффе вынужден произвести аварийную посадку на вражеском аэродроме. А где были в это время наши сталинские соколы? И главное, сумел ли командующий армией уничтожить особо секретные документы Ставки? Ведь не чемодан же с документами у него был на руках? Всего-то пакет да карта! Ответ на эти вопросы я до сих пор так и не нашел.
— Когда смотришь на карту, возникает вопрос: как можно было угодить в Мценск, имея целью назначения Елец?
— Да, расстояние между ними свыше 150 километров... При самой максимальной скорости ПР-5 это все-таки целых полчаса лета — вряд ли можно было не заметить такую задержку. К тому же маршрут на Елец из Москвы фактически лежит строго на юг, на Мценск — на юго-запад, в направлении на Орел. Кстати, именно туда генерала Самохина и доставили вначале — в штаб 2-й танковой армии, а потом отправили на самолете в Летценскую крепость, что в Восточной Пруссии.
— Какие меры приняла Ставка ВГК после этого происшествия?
— Ставка вынуждена была отменить свое решение от 20 апреля 1942 года о проведении в начале мая операции на Курско-Льговском направлении силами двух армий и танкового корпуса с целью овладеть Курском и перерезать железную дорогу Курск — Льгов. Одну из этих армий должен был возглавить Самохин. Кстати, судя по всему, у него на руках находилась директива Ставки ВГК об этом наступлении, а вовсе не документы советского военного планирования на всю весенне-летнюю кампанию 1942 года. Возможно, его пленение — одна из роковых предпосылок неудачи нашего наступления под Харьковом.
— Что же с генералом Самохиным было потом?
— Как пишет Владимир Лота в книге «Секретный фронт Генерального штаба», Самохин числился пропавшим без вести с 21 апреля 1942 года. Но Главное управление потерь личного состава РККА почему-то лишь 10 февраля 1943 года издало приказ № 0194, согласно которому он был определен пропавшим без вести. Странно. Пропажа командующего армией, тем более вновь назначенного, — ЧП высшего разряда. То самое ЧП, из-за которого мгновенно «ставились на уши» особые отделы и зафронтовая разведка, которые как минимум ежедневно отчитывались перед Москвой о результатах поисков пропавшего. К тому же еще несколько дней назад командарм являлся высокопоставленным сотрудником ГРУ. Естественно, об этом немедленно было доложено Сталину, который не мог не дать указания органам госбезопасности и военной разведке выяснить судьбу командарма.
— Что известно о поведении генерала Самохина в плену?
— В очень информативной книге «Секретный фронт Генерального штаба» сообщается, что в ходе Сталинградской битвы был захвачен в плен младший офицер вермахта, который на допросах поведал, что он принимал участие в допросах Самохина. Пленный якобы особо подчеркнул, что самолет генерала по ошибке приземлился на захваченном немцами аэродроме — кстати, что за смысл было подчеркивать именно это? Из слов немецкого офицера следует, что Самохин скрыл свою службу в военной разведке, выдал себя за армейского генерала, служившего всю жизнь в войсках, на допросах вел себя достойно и ничего особенного немцам не сообщил, ссылаясь на то, что был назначен на должность в середине марта и только что прибыл на фронт... Скажу откровенно, как человек, кое-что смыслящий в технологиях работы контрразведки, — в такое развитие событий не верится.