Утраченный Петербург
Шрифт:
Нечто похожее произошло с еще одним петербургским шедевром — Александринским театром. Его тоже — по меньшей мере, до половины — закрывают разросшиеся деревья Екатерининского сада. Но если сад Александровский — ошибка, недостаток воображения, не позволивший его создателям представить, что он со временем скроет величественную красоту Адмиралтейства, то сад Екатерининский — нарушение четко сформулированной и обоснованной воли автора здания театра. Карл Иванович Росси планировал на площади перед театром только партерный сад, прекрасно понимая, что высокие деревья не только заслонят большую часть здания, но и исказят его совершенные пропорции. К мнению великого зодчего не прислушались. О том, чтобы вырубить деревья, сейчас тоже не может быть речи. Так что тот безупречный городской пейзаж, который оставил нам Росси, тоже утрачен. Навсегда.
Впрочем, по этому поводу вспоминается одна давняя история. В петровские времена на месте нынешнего Гостиного двора зеленела березовая роща. И вот как-то особенно суровой зимой ее принялись рубить на дрова. Государь, недолго думая, приказал порубщиков поймать и каждого десятого повесить, «а прочих жестоко наказать». Жалостливая супруга, Екатерина Алексеевна, с трудом умолила пощадить несчастных. Петр уступил. Виновные были «наказаны при том месте на Большой першпективной шпицрутен морским». Если кто не знает или забыл, шпицрутен — это длинный, гибкий прут, вымоченный в соленой воде. Осужденного прогоняли сквозь строй солдат, которые шпицрутенами били его по спине. Этот «гуманный» способ наказания Петр Алексеевич позаимствовал в шведской армии. Отменили наказание шпицрутенами только 17 апреля 1863 года (в день рождения императора Александра II).
Так вот, царевна Елизавета Петровна была свидетельницей этой истории. Она, как и незабвенный папенька, дорожила каждым деревцем на столичных улицах (не случайно к концу ее царствования в Петербурге было тысяча семьсот садов). Но когда возникла необходимость строить Гостиный двор и лучшего места, чем та памятная березовая роща, не нашлось, государыня недрогнувшей рукой подписала распоряжение рощу вырубить. Так что все может быть. Но вернусь к Адмиралтейству. Поначалу часть берега Невы рядом с верфью использовали как «речные ворота»: спускали с эллингов построенные корабли, принимали суда, доставлявшие сырье и потребные судостроителям материалы. После того как в 1844 году (уже при Николае I) все кораблестроительные работы перенесли в галерную гавань, а все каналы и бассейны на территории Адмиралтейства засыпали, было решено сделать вдоль северного (речного) фасада бывшей верфи набережную. Была она деревянной, что никак не соответствовало облику блистательного Санкт-Петербурга. И в апреле 1872 года вышло высочайшее распоряжение об устройстве набережной гранитной. Она должна была завершить оформление левого берега Невы, стилистически объединив Дворцовую и Английскую набережные. Решение, без всякого сомнения, разумное. Но. работы было предложено финансировать за счет средств, полученных от продажи под застройку земельных участков между крыльями верфи. Вот это-то и станет причиной одной из самых грубых градостроительных ошибок, совершенных в XIX веке.
21 ноября 1874 года состоялось торжественное открытие набережной между Дворцовой и Петровской пристанями. Петербуржцы были в восторге. Но очень скоро восторг сменился недоумением, а потом и возмущением. Вся территория Адмиралтейского двора (в полном соответствии с решением об источниках финансирования строительства набережной, давно оглашенным и благополучно забытым публикой, но не правительством) была продана отдельными участками под застройку частным владельцам. Теперь каждый мог делать на собственной земле все, что ему заблагорассудится.
Чтобы оправдать затраты на землю, строить начали дома многоэтажные, огромные. Все они респектабельны, солидны, но не более. Художественный интерес представляет только дворец великого князя Михаила Михайловича (впрочем, не менее интересна и его романтическая история, но рассказать о ней не позволяет формат книги). В результате доходные дома закрыли задний фасад здания Адмиралтейства. Диссонанс, внесенный ими в один из самых совершенных архитектурных ансамблей города, не очевиден только слепому. Но о сносе этих домов невозможно даже мечтать. Так что еще один прекрасный городской пейзаж утрачен навсегда. Нельзя умолчать и о доме № 1 по Невскому проспекту. Выглядит он вполне презентабельно, даже с претензией на величественность. Во всяком случае, сказать, что он уродует проспект, едва ли у кого-нибудь повернется язык. Но попробуем немного отойти и взглянуть на Адмиралтейство. Мы увидим только шпиль и часть башни. Все остальное перекрыто громадой этого неуместного здесь здания. А ведь основатель города задумывал совсем другое: Адмиралтейство должно зрительно замыкать проспект при взгляде не только издали, но с любой точки Невского.
Исходя именно из этого на месте нынешнего (и давно привычного) дома стояло когда-то небольшое трехэтажное здание в форме треугольника. Адмиралтейство оно не заслоняло. Со второй половины XVIII века в нем размещалось Вольное экономическое общество, объединявшее крупных землевладельцев, заинтересованных в повышении производительности сельского хозяйства. К своей работе они умели привлечь самых выдающихся ученых. Их консультантами и помощниками в разное время были Леонард Эйлер, основоположник русской агрономической науки Андрей Тимофеевич Болотов, Дмитрий Иванович Менделеев, Александр Михайлович Бутлеров, Петр Петрович Семенов-Тяньшанский. Общество было небедным и не лишенным амбиций и, когда дом на Невском оказался ему мал, вполне могло построить на том же месте что-нибудь более вместительное. Но члены общества были люди просвещенные и город свой любили, так что не могли себе позволить в личных целях искажать облик его главной улицы. Они продали дом и переехали на Забалканский проспект. Здание XVIII века (его использовали как доходный дом) простояло до начала века XX, до времени, когда капиталистический Петербург стал активно теснить аристократическую столицу. В 1910 году и вырос тот дом, который уже сто лет заслоняет один из шедевров петербургского зодчества. Построили это помпезное здание для Частного коммерческого банка, основанного Степаном Петровичем Елисеевым (о нем и о его участии в формировании новой городской среды я уже упоминала).
Вид Дворцовой набережной от Петропавловской крепости
Судьба дома № 1 после революции особого интереса не представляет. В нем давно и, судя по всему, надолго обосновались крупные строительные организации. Престижное место их вполне устраивает, о том, что закрывают какой-то там красивый вид, они вряд ли задумываются. Да если бы и задумались. Что, сносить огромное, вполне презентабельное, к тому же давно ставшее привычным здание? Едва ли человеку здравомыслящему такое придет в голову. Так что вид от начала Невского на Адмиралтейство — утрачен. И, учитывая, что дом № 1 строили умелые и добросовестные мастера, утрачен навсегда.
А вот лишить Адмиралтейство его особой ауры пока не удалось никому. Давным-давно замечено, что и само здание, и окружающие его пространства наделены особым «энергетическим полем», которое благотворно влияет на здоровье и настроение человека. Возможно, это мнение субъективно, возможно, так мощно влияет на людей окружающая красота. Но есть одно странное подтверждение этой «особости»: из года в год ласточки, возвращаясь весной из теплых стран в наш город, сначала летят к Адмиралтейству и долго-долго кружат над иглой, увенчанной корабликом.
Рассказывая об Адмиралтействе, трудно не вспомнить еще об одной утрате. Случилась она по соседству, на противоположной стороне Дворцового проезда, у западного фасада Зимнего дворца. В 70-х годах XIX века, после того как гавань Адмиралтейства засыпали, а на ее месте протянулась Адмиралтейская набережная, от Невского проспекта к набережной проложили Дворцовый проезд. Со временем он становился все более оживленным, а после того, как по нему прошла линия конки, грохот рельсов начал не на шутку беспокоить обитателей Зимнего дворца — именно в западном его крыле располагались личные покои царской четы. Чтобы защитить семью от уличного шума и придумали разбить сад, которому предстояло стать буфером между проезжей частью и дворцом. В 1896 году император утвердил проект Собственного сада, разработанный архитектором Николаем Ивановичем Крамским, сыном знаменитого живописца, написавшего выразительнейшие портреты не только великих мастеров российской культуры, но и императора Александра III.
Через год Николай II одобрил и проект садовой ограды, автором которого был Роман Федорович (Роберт Фридрих) Мельцер, архитектор императорского двора, блистательный мастер петербургского модерна. В 1900 году журнал «Зодчий» писал о придуманной им решетке с узором из стилизованных листьев аканта с императорскими вензелями и государственным гербом России: «Изготовлением решетки занимались в среднем двести человек рабочих, и эта работа была исполнена за пятнадцать месяцев. Вся решетка, до мельчайших деталей, выкована исключительно от руки, из лучшего шведского железа; при этой работе не употреблялось ни штампов, ни прессов, ни паровых молотов и т. п. Листья выкованы на мягкой листовой стали толщиною в четверть дюйма, а цветы — каждый из одной штуки мягкого железа; государственные гербы и вензеля вычеканены из мягкой стали в два с половиной миллиметра».