Утраченный символ
Шрифт:
Симкинс во все глаза смотрел на внушительное сооружение. Храм напоминал пирамиду, установленную поверх римского Пантеона. Агент уже собирался свернуть направо, на Шестнадцатую, и подъехать к фасаду здания, но его остановил возглас Лэнгдона:
— Не надо, не сворачивайте! Поезжайте прямо, по Эс-стрит.
Симкинс послушно проехал вдоль восточного фасада здания.
— Теперь на Пятнадцатой сверните направо.
Агент повернул руль, следуя инструкции своего штурмана, и спустя мгновение Лэнгдон указал ему на неприметную грунтовую подъездную дорожку,
— Смотрите! — Лэнгдон рассмотрел припаркованный у входа одинокий автомобиль. Микроавтобус. — Они там.
Симкинс затормозил по соседству с микроавтобусом и заглушил мотор внедорожника. Все бесшумно выбрались и приготовились пробираться внутрь. Агент поднял голову, разглядывая монолитное сооружение.
— Говорите, Храмовый зал на самом верху?
Лэнгдон кивнул, указывая на сужающуюся ступенчатую крышу.
— Там, в верхнем ярусе, световое окно.
Симкинс резко обернулся.
— В потолке Храмового зала есть окно?!
Профессор удивленно посмотрел на агента.
— Конечно. Око в небеса, прямо над алтарем.
Вертолет «UH-60» застыл в бездействии на газоне Дюпон-серкл.
Сато в пассажирском кресле нервно обкусывала ногти, ожидая новостей от агентов.
Наконец из передатчика сквозь треск помех донесся голос Симкинса.
— Директор?
— Сато слушает, — рявкнула она.
— Мы входим в здание, но у меня для вас допсведения.
— Докладывайте.
— Мистер Лэнгдон сообщил, что в потолке зала, где предположительно находится объект, имеется большое световое окно.
Несколько секунд Сато раздумывала над услышанным.
— Ясно. Спасибо.
Симкинс отключился.
Выплюнув огрызок ногтя, Сато скомандовала пилоту:
— Взлетаем!
Глава 121
Как любой отец, потерявший родное дитя, Питер Соломон пытался иногда представить, каким бы его сын был сейчас, что делал бы, чем увлекался.
Теперь он знал.
Татуированный исполин, стоявший перед ним, пришел в мир крошечным трогательным комочком… Малыш Зак, сучащий ножками в плетеной колыбельке… делающий первые неуверенные шаги в кабинете Питера… выговаривающий первые слова. Как может зло прорасти в невинном младенце из любящей семьи? Один из вечных парадоксов человеческой души… Питеру довольно рано пришлось смириться с тем, что хотя в жилах сына течет кровь Соломонов, сердце, гонящее эту кровь по этим жилам, совсем из другого теста. Уникальное, неповторимое, будто выбранное наугад из всего многообразия вселенной.
«Мой сын… убил мою мать, моего друга Роберта Лэнгдона, а возможно, и мою сестру тоже».
Сердце Питера будто сжала ледяная рука. Он пытался отыскать в глазах татуированного хоть что-то знакомое… родное. Однако сходство ограничивалось лишь серым цветом. На Питера смотрели абсолютно чужие глаза, в которых пылала только ненависть и нечеловеческая жажда мести.
— У
— Сынок… — Собственный голос показался Питеру незнакомым. — Я… я любил тебя.
— Ты дважды пытался меня убить. Ты бросил меня в тюрьме. Ты выстрелил в меня на мосту Зака. Так доведи дело до конца!
На мгновение Питеру показалось, будто он отделился от тела и парит рядом, не узнавая себя со стороны. Культя вместо руки, безволосое тело, черная накидка, кресло-каталка, судорожно сжатый в кулаке древний нож…
— Заверши начатое! — снова крикнул чужак, и по татуировке на груди прошла рябь. — Только убив меня ты спасешь Кэтрин… и братьев-масонов!
Соломон невольно обратил взгляд к ноутбуку на стуле.
Перед глазами встал образ Кэтрин, истекающей кровью… Братья-масоны…
— Время еще есть, — прошептал татуированный. — Ты же понимаешь, что другого пути не будет. Освободи меня от земных оков.
— Прошу тебя! — взмолился Соломон. — Не надо…
— Ты сам виноват! — прошипел чужак. — Ты поставил своего сына перед немыслимым выбором. Помнишь тот день? Богатство или мудрость! В тот день ты оттолкнул меня навсегда. Но я вернулся, отец, поэтому сегодня твоя очередь выбирать. Закари или Кэтрин? Кого предпочтешь? Сможешь убить сына, чтобы спасти сестру? Убить сына, чтобы спасти братьев? Спасти страну? Или предпочтешь тянуть время, пока не станет слишком поздно? Пока не погибнет Кэтрин… пока ролик не выйдет в эфир… чтобы доживать остаток жизни, сознавая, что ты мог все это предотвратить. Время на исходе. Ты знаешь, что делать.
У Соломона разрывалось сердце. «Это не Закари, — внушал он себе. — Зак умер много-много лет назад. Кто бы ты ни был, откуда бы ты ни взялся — ты не мой». И хотя Питер Соломон не верил самому себе, он понимал: придется выбирать.
Время вышло.
«Найти парадную лестницу!»
Роберт Лэнгдон стремглав мчался по темным коридорам, отыскивая путь к центру здания. За ним по пятам следовал Тернер Симкинс. Как и рассчитывал профессор, вскоре они выскочили в главный атриум.
Большой зал с восемью массивными дорическими колоннами из зеленого гранита напоминал греко-римско-египетскую усыпальницу: черные мраморные статуи, подвесные светильники-полусферы, тевтонские кресты, медальоны с двуглавым фениксом, светильники с головой Гермеса.
Сориентировавшись, Лэнгдон кинулся к широкой мраморной лестнице в дальнем конце атриума.
— Она ведет прямо в Храмовый зал, — шепнул он агенту, и оба как можно тише и быстрее начали подниматься.
С первой площадки на Лэнгдона смотрел бронзовый бюст масонского корифея Альберта Пайка в сопровождении самой знаменитой цитаты гения: «Совершённое для самих себя умирает вместе с нами; совершённое на благо других и всего мира обретает бессмертие».