Утро большого дня
Шрифт:
Узнавши Звягина, он расплылся еще шире и протянул ему крепкую, негнущуюся ладонь.
Следом за ним осторожно вошел другой, мрачный, огромного роста. Густо сказал:
— Здравствуйте всем! — постоял, не зная, куда себя девать, и прислонился к печке.
Председатель щелкнул по газете пальцем и сказал:
— Ответь мне, Кукушкин, что есть герой?
— Герой? — затруднился Кукушкин, — да-а!
И прихлопнул ладонью торчок беспокойных волос.
— Нет, ты все-таки поясни, — добивался председатель, — и будешь тогда премирован вот этой коробкой спичек!
Великан Кудреватых передвинулся у своей почки и сладко всосался в цигарку, приготовившись слушать.
Но дверь отворилась и в комнату вошел хозяин. Разговор прекратился, а Кунцов, кивнув головой, пробрался к себе за стол.
— Вот что, ребята, — сказал он, почесывая лоб, — Фролов просит сажать четвертую лаву!
Кукушкин моргнул и готовно ответил:
— Знаем!
— Смотрите, не просыпьтесь!
— Лава, как лава, — ответил Кукушкин, — мы осмотрели. Жмет немножко.
— Вот видите, — жмет!
— Сейчас начинать?
Кунцов повел плечами.
— Хоть сейчас. С вами пойдет инженер Звягин.
Втроем подошли к печи, черной дыре, зиявшей под потолком невысокого коридора.
Посадчики были с головными лампами, за поясами острые топоры. Звягин молчал. От свидания с Кунцовым поднялось недавнее тревожное чувство. Извинение не принесло ничего, только усилило, пожалуй, неловкость.
— И плетет, и плетет! — вдруг заговорил сзади Кудреватых и передразнил, — не просыпьтесь!
— Мала беда! — удало отозвался Кукушкин. — Мы ее до вершка изучили. Лезьте!
Звягин полез по крутой стремянке-лестнице. Печь была как труба, высеченная в угле. Свет дробился в угольных изломах и стенки сверкали смоляным и жирным блеском. Вылезли в узкую галлерейку. Вторым этажом тянулась она над нижним откаточным штреком.
Звягин пошел вперед, пригибая голову и шурша плечами по тесно сошедшимся стенкам. Три огненные звездочки двигались в глухом туннеле.
— Вот, — остановился Звягин и поднял свою аккумуляторную лампу, — четвертая лава!
Галлерейка влилась в обширный подземный вал. Как и раньше, здесь торчал частокол креплений, пахло пихтовым деревом и сыростью пещеры.
— Теперь вы хозяин! — улыбнулся Звягин и уступил дорогу Кукушкину. Кудреватых ощупал топор и взглянул на своды.
Минуту все трое стояли молча. Тьма и безмолвие царили в пустоте. Но вот в непроглядном мраке родился стонущий скрип и умолк. Возник опять тоскливый и долгий и кончился легким щелчком. Будто кто ногтем ударил по спичечной коробке. В другой стороне и сверху зашелестело. Побежали мелкие трески, словно кто-то невидимый надламывал одну за другой сухие лучины. Вдруг оглушительно лопнуло дерево и лампа в руке Звягина подскочила.
— Живет! — с удовольствием сказал Кукушкин и в смехе ярко блеснул зубами.
— С вечера ожила, — добавил Кудреватых и все трое вошли под скрипевший потолок.
Долго простояла заброшенная лава и долго спала гора. Но однажды проснулись дремавшие ее силы и старая вентиляционная печь обрушилась. Опять наступил промежуток мертвого покоя и длился до вчерашнего вечера. Теперь же крепи стонали и словно жаловались на невыносимую тяжесть.
Пол подземелья косо уходил в высоту и с легким шуршанием по нему иногда скатывался кусочек угля.
В переплете стоявших столбов, как в подземном лесу, мерцали лампы. Кукушкин помялся и попросил:
— Вы, товарищ Звягин, стоите здесь, а туда уж не ходите!
Звягин подчинился и стал у входа в галлерейку. На его глазах Кукушкин загорался азартом и все более оживлялся медлительный Кудреватых. Нависшая тьма словно вдохновляла их дерзкое искусство!
— С этой начнем! — указал Кукушкин на стойку, — соседнюю вышибить можно, а ту подрубить...
— А эту оставить! — предупредил Кудреватых.
Кукушкин взял у Звягина лампу, сунул ее к потолку и залился радостным смехом.
— Тронь ее только, ха-ха!
— Вот будет что! — объяснил Кудреватых Звягину и хлопнул перед его лицом широкими ладонями. Сквозь небритую щетину, при свете ламп, у него вишневым закалом краснели щеки. А глаза с восторженным ожиданием следили за товарищем.
Так они обошли все подземелье, намечая столбы, которые нужно было оставить, решая, какие стойки надо рубить и которые можно попросту выбить.
Осмотр кончался и Звягин, человек нетрусливый, начинал чувствовать волнующее беспокойство. Уж очень непостижимо разбирались эти два человека в сложнейших секретах горной механики!
Временами кто-нибудь останавливался и поднимал руку. Тогда останавливался и другой, и все слушали. Ухо ловило стоны и скрипы, певшие в дереве, теперь уже но всему пространству лавы.
Звягин знал, что его поставили в самом безопасном месте и это невольно царапало самолюбие. Но в такой обстановке приходилось подчиняться. Он обязан был следить за участком потолка перед собой, но жадно ловил каждую мелочь происходящего.
Опять оживала его проблема! Вот два опытом и чутьем постигшие гору человека стараются развязать огромную силу. Они развяжут ее и сила проявится. Но ничего, кроме устрашающего эффекта, она не даст... Это неправильно, тысячу раз неверно! Если человек использует энергию водопада и нажимы пара, почему не овладеть ему и давлением рушащихся сводов? Почему не заставить их совершать полезную работу?
При должном управлении сила тяжести должна была, по идее Звягина, раздробить угольный пласт и выдавить его массою ископаемого из лавы в подставленные вагонетки!
— Обязательно ближе сойдусь с Кукушкиным, — решил он, — и как-нибудь с ним поговорю!
Дальше вспомнил, что завтра кончается его срок и совсем не подумал, что рискует сейчас больше, чем когда-либо.
Вверху бродили два облачка света. Слышались глухие и настойчивые удары и шум падающего столба. Подбитую крепь выволакивали к кромке угля. А хозяйственный Кудреватых приговаривал удовлетворенным басом: