Утро магов (Посвящение в фантастический реализм)
Шрифт:
* * *
Семь лет брат Фрэнсис оставался послушником и прожил в пустыне семь великих постов. Благодаря этому режиму он стал мастером в искусстве подражания волчьему вою, и позднее ему случалось ради забавы привлекать таким образом стаи хищников к стенам аббатства в безлунные ночи... Днем он довольствовался тем, что работал на кухне и натирал плиты монастырских полов, продолжая одновременно изучать древних авторов.
В один прекрасный день в аббатство приехал на осле посланец из семинарии и привез новость, породившую превеликую радость.
– Теперь нет сомнений, - возвестил
– Таким образом, - спросил аббат, - речь действительно может идти о подлинной реликвии Лейбовича? Но посланец, не желавший брать на себя ответственность, удовлетворился тем, что высоко поднял брови.
– Сообщают, что во время вступления в орден Лейбович был вдовцом, уклонился он.
– Вот если бы удалось установить имя его покойной супруги...
Тогда аббат, вспомнив о маленькой записке, где фигурировало женское имя, в свою очередь поднял брови... Вскоре после этого он приказал вызвать брата Фрэнсиса.
– Дитя мое, - заявил он с откровенно сияющим видом, - думаю, что для вас настал час пострижения. Пусть мне будет позволено по этому случаю поздравить вас за терпение и твердость, которые вы не переставали проявлять. Само собой разумеется, что мы никогда больше не будем говорить о вашем... гм... о вашей встрече с... гм... с вестником в пустыне. Вы добрый глупец и можете стать на колени, если хотите получить мое благословение.
Брат Фрэнсис издал глубокий вздох и упал без чувств, охваченный волнением. Отец благословил его, потом привел в чувство и позволил произнести вечный обет: бедность, чистота, послушание и соблюдение устава.
Некоторое время спустя новопостриженный монах ордена Альбертинцев Лейбовича был допущен в зал переписчиков, где под наблюдением старого монаха по имени Хорцер стал старательно украшать страницы трактата по алгебре красивыми рисунками, изображавшими оливковую ветвь и толстощеких херувимов.
– Если хотите, - дребезжащим голосом объявил ему старый Хорцер, - можете посвящать пять часов вашего времени в неделю занятию по своему выбору конечно, при условии, что этот выбор будет одобрен. В противном случае вы используете эти часы свободного труда для переписи книги "Сумма Теологика" (вероятно, имеется в виду трактат Фомы Аквинского - прим. авт.) и фрагментов "Энциклопедии Британника", которые дошли до нашего времени. Обдумав это, молодой монах спросил: - А не могу ли я посвятить эти часы созданию прекрасной копии плана Лейбовича?
– Не знаю, дитя мое, - нахмурившись, ответил Хорцер.
– Это предмет щекотливый, вы же знаете, как к нему относится наш преподобный отец... В конце концов, сказал он умолявшему его молодому переписчику, - я все же не возражаю против этого, ибо этот труд не отнимет у вас много времени.
Итак, брат Фрэнсис раздобыл самый лучший пергамент, какой только мог найти, и проводил долгие недели, скобля и полируя кожу плоским камнем, пока не сумел придать ей снежно-сияющую белизну. Потом он посвятил несколько недель изучению копий древнего пергамента, пока
Брат Иеракс, молодой монах, тоже работавший в зале переписчиков и не раз насмехавшийся над ним и его чудесными явлениями в пустыне, встретил его как раз во время этих поисков.
– Могу ли я спросить, - сказал он, наклонившись над плечом Фрэнсиса, что означает надпись "Механизм транзисторного контроля для элемента 6-Б"? - Это несомненно название того предмета, который изображен на схеме, немного сухим тоном ответил брат Фрэнсис, потому что брат Иеракс весьма громко прочел заглавие на документе.
– Без сомнения, но что же представляет собой эта схема?
– Ну... механизм транзисторного контроля для элемента 6-Б, разумеется! Брат Иеракс расхохотался, и молодой писец почувствовал, что краснеет неудержимо.
– Я предполагаю, - продолжал он, - что схема в действительности представляет собой некое отвлеченное понятие. По-моему, этот "Механизм транзисторного контроля" должен быть трансцендентальной абстракцией.
– И к какой же области знания вы относите вашу абстракцию?
– тем же саркастическим тоном осведомился брат Иеракс.
– Ну, видите ли...
– брат Фрэнсис заколебался, потом продолжил: Учитывая работы, которыми занимался блаженный Лейбович, прежде чем вступить в монастырь, я сказал бы, что понятие, о котором здесь идет речь, касается утраченного ныне искусства, называвшегося прежде электроникой.
– Да, это название и в самом деле встречается в рукописях, переданных нам. Но что оно обозначает в действительности ? - Тексты говорят об этом: предмет электроники - использование электрона, который одна из имеющихся у нас рукописей, к сожалению весьма фрагментарная, определяет как вращение отрицательно заряженного Ничто (точное определение проф. Леона Бриллуэна, принятое затем нобелевским лауреатом Робертом Милликеном; вне контекста оно непонятно, равно как и вне всей сложной структуры нашей физики - прим. авт.).
– Ваша проницательность производит на меня большое впечатление, восхитился брат Иеракс.
– А можно ли мне еще спросить вас, что такое отрицание отрицания? Покраснев еще сильнее, брат Фрэнсис стал путаться. Отрицательное вращение этого Ничто, - продолжал безжалостный Иеракс, должно все же закончиться чемнибудь положительным. И я предполагаю, брат Фрэнсис, что вам удастся сделать это "чтонибудь", если вы действительно хотите посвятить ему все свои усилия. Никто не сомневается, что благодаря вам мы в конце концов получим этот знаменитый Электрон. Но что нам с ним тогда делать? Куда мы его денем? На главный алтарь, может быть? - Не знаю, - нервно ответил Фрэнсис.
– Не знаю, чем был Электрон, и для чего он мог служить. Я только глубоко убежден, что такая вещь должна была существовать в определенную эпоху - вот и все.