Утро первого дня каникул

Неопубликованная часть

из трилогии «Игры Вселенной»

Что-то тёплое нежно прикоснулось к моей щеке, невесомо, словно играясь ласково погладило кожу. Я открыла глаза, проморгалась, пробежалась взглядом по комнате. Ничего! Сладко потянулась, глухим

урчанием сопровождая приятные ощущения в застоявшихся за ночь мышцах. Бросила взгляд на окно. Шторы были открыты, хотя я точно помню, что вечером их задёрнула. Только хотела позвать отца, но вдруг вновь почувствовала нежное прикосновение. Быстро вскочила. По коленке, которая очутилась в том месте, где только что была моя щека пробежал весёлый солнечный зайчик. Радость затопила душу! Спрыгнув с кровати, бросилась к окну, ощущая босыми ступнями мягкий ворс постеленного на пол ковра. Створка форточки в доме напротив была приоткрыта. Видимо, что-то качало её, и тёмное стекло, порою загораясь отблесками восходящего солнца, отбрасывало в мою комнату тоненький лучик только что проснувшегося светила. Перевела взгляд на пол, по которому пучком скрытых, почти видимых глазом энергий метался солнечный зайчик. Кинулась за ним, пытаясь поймать; как и ожидалось – безуспешно, но зато как весело! Глаза выхватили часы, стрелки которых показывали начало пятого. Большая фигура закрыла дверной проём.

– Папа! Доброе утро, папочка! – взвизгнула я, бросившись к нему на шею.

Он подхватил на руки, занёс в комнату, немного покрутил и подбросил, тут же поймав.

– Проснулась, егоза!

Его ласковый голос вызвал в душе взрыв нежности, я прижалась к нему всем телом.

– Папочка! – снова повторила, и внезапно вспомнила, радостно завопив: – Смотри! – мой палец указывал на мечущийся по полу солнечный зайчик.

– Он гоняет с тобой в догонялки с самого раннего утра? – принял мою игру отец.

– Да! Он такой тёплый и мягкий! – поделилась я ощущениями.

– Скоро солнце поднимется выше, и он убежит радовать кого-нибудь ещё, – сообщил отец очевидное. – А сейчас, – его заговорщицкий тон заставил насторожится, – пора умываться!

Рассмеявшись, я поцеловала папу в чуть колючую, пока ещё небритую щёку и побежала умываться.

Почистив зубы, встала под тёплые струи утреннего душа. Мягкий поток дарил приятные ощущения коже, хотелось стоять так вечно, но на сковородке уже скворчала яичница, занося даже в ванную комнату яркий аромат жареных грибов с луком. Желудок заурчал, восторженно предвосхищая долгожданный завтрак, и я выскочила из душа, завернувшись в пушистое полотенце, отдающее прохладой утреннего весеннего морозца. Вытершись и немного подсушив волосы, надела банный халат и побежала на кухню, куда звал меня восхитительный аромат.

– Опять босиком, егоза?

Едва слышимый упрёк в голосе отца заставил подпрыгнуть, пробормотать «Я сейчас!», и броситься обратно в ванную комнату, где остались мои тапки.

– Уже нет! – победно воскликнула, снова влетая в кухню.

Мраморная яичница с грибами и утреннее какао показались мне самым великолепным завтраком на свете. Едва не давясь едой, я делилась с отцом моими впечатлениями

от прошедшего последнего для меня в этом учебном году школьного дня. Мне хотелось рассказать обо всём и сразу, чтобы и папа мог почувствовать вместе со мной всю радость от ощущения праздника, в которое я окунулась с началом длинных летних каникул.

Моя маленькая принцесса щебетала, поедая пожаренную мною наспех яичницу, и стараясь как можно быстрее донести до меня все предшествующие этому утру события. Прошедшая неделя была очень напряжённой. Прежде, чем уезжать на сезонную работу, я должен был закончить все оставшиеся проекты на предприятии, договориться со школьным учителем дочери о том, чтобы каникулы у неё начались чуть раньше и проследить, чтобы тот дом, в котором мы будем жить всё летнее время был хотя бы минимально подготовлен к нашему приезду. Сейчас всё было завершено и можно было расслабиться.

Елена, она так сильно напоминала мне свою мать. Её живость, жесты, мягкая улыбка, наклон головы… Уже привычная тупая боль окутала сердце воспоминанием. Оно больше не жгло, как в первое время, когда её отняли у меня…

В тот день, когда я впервые увидел её, жизнь моя словно началась заново. Я всегда был очень рационален, всё моё время было расписано поминутно. Наука, работа, обучение. Впервые за долгое время я решил отдохнуть, сняв одинокий домик на берегу великого океана. Я дал себе год, чтобы вдали от людей окунуться в бездонную пропасть науки и попытаться осмыслить суть той новой теории, которая недавно поселилась в моём разуме. Здесь никто и ничто не должно было мне помешать.

Она появилась внезапно. Я мог поклясться, что только что на берегу никого не было, и тут, словно из воздуха, возникла она. Её босые ноги, казалось, едва касались прибрежного песка. Широкое белоснежное одеяние лишь изредка под порывами ветра позволяло увидеть идеальность изгибов её тела. Длинные светлые волосы тяжёлыми шёлковыми локонами покрывали спину. Я не мог оторвать от неё глаз. Душу заполонили тепло и нежность. Это было новым для меня. Мой рационализм взорвался в один миг, разнёс в клочья сердце и вновь собрался во что-то новое, более ценное, вмещающее в себя целый мир. Дыхание сбилось, когда она повернула голову и подняла на меня взгляд. Видимо, разглядев восхищение в моих глазах, она нежно улыбнулась в ответ. Много позже, проанализировав тот момент, я не мог сообразить, как смог я на таком расстоянии узреть глубину её бездонных глаз, но именно тогда мне казалось, что она близко настолько, что её дыхание могло бы коснуться моего лица. Смутившись настолько ярких ощущений, я опустил глаза, не желая смущать и её. Но, видимо, именно это чувство было чуждо ей. Не в силах долго смотреть на носки своих ботинок, я вновь поднял взгляд на чудесное виденье, которое не торопилось исчезать там, откуда появилось. Девушка поднималась ко мне по крутому, порой осыпающемуся под её голыми ступнями песчаному склону. Нисколько не смущаясь, она приняла протянутую мною руку. Мне не потребовалось много усилий, чтобы притянуть её на выступ, с которого я уже несколько дней наблюдал за набегающими на берег волнами.

Конец ознакомительного фрагмента.