Утро звездочета
Шрифт:
Я накапливаю претензии к бывшей супруге, а к нашей встрече она оказывается подготовленной гораздо лучше меня. Я натыкаюсь на Наташу, едва вынырнув из перехода станции метро. Мое появление не становится для нее сюрпризом, а вот дети, оглядываясь по сторонам, при виде меня радостно охают, а Лера даже утыкается носом в мои джинсы.
В какой-то степени я даже благодарен Наташе за неожиданность. Ее решение передать мне детей у метро избавляет меня от части внутренних противоречий — а я до сих пор теряюсь, не представляя, как должен вести себя с бывшей женой.
— Привет, — говорит Наташа, а я лишь киваю, ощущая судороги оповещателя
— Ну, все, — говорит Наташа.
— Секунду, — поднимаю я руку, а другой вынимаю оповещатель.
— Ух ты! — не скрывает восторга Андрей, и до меня доходит, какую ошибку я совершил, лишь сейчас демонстрируя «Йоту» Наташе. С другой стороны, не станешь же объяснять ей все особенности аппарата, который она, похоже, принимает за обычный смартфон.
— Это по работе, — говорю я сыну.
«БОББИ ДАЗЛЕР 22.00 ПРИСОЕДИНЯЙТЕСЬ», гласит сообщение шефа. Тарабарщина, которую мне, как профессионалу, стыдно не расшифровать. Сегодня финал, который шеф будет смотреть в спорт-баре «Бобби Дазлер», чем, признаться, удивляет меня. Смотрел ли он вчерашний матч за третье место на государственной даче, в окружении собственных боссов и ведомственной охраны? Теперь я не стал бы утверждаться это с прежней уверенностью. Во всяком случае, сегодня он идет в народ, вернее, народ идет к нему, и пусть попробует кто-нибудь отказаться. Вариант общего оповещения Мостовой проигнорировал, отправив сообщение через смс лишь сотрудникам нашей группы. Получается, я буду единственным, кто не примет его приглашения, и я даже нахожу это забавным. Станет ли мой отказ новой порцией подозрений мой адрес? В любом случае, время для раздумий у меня есть: ответить Мостовому я собираюсь чуть позже, когда составление сообщений шефу будет казаться отдыхом в сравнении с организацией детского досуга.
— Ты как? — спрашиваю я Наташу, когда она уже поворачивается боком.
— Нормально, — равнодушно пожимает плечами она. — Будьте осторожны. До вечера.
— Да, до девяти, — уточняю я.
Мы спускаемся в метро, и уже на ступеньках мне приходится давать обещания.
— А ты покажешь телефон? — спрашивает меня сын.
— Конечно, — говорю я и треплю его по голове.
На эскалаторе Лера устраивает первый на сегодня протест. Пожалуй, слишком рано, решаю я.
— Я не хочу в «Шоколадницу», — заявляет она.
— А мы туда и не едем, — охотно отзываюсь я. — Мы поедем в «Старбакс». Но, — подняв палец, я до предела открываю глаза, пытаясь создать интригу, — но не сейчас.
— А сейчас куда, пап? — спрашивает Андрей, но я лишь прикладываю указательный палец к губам.
Сейчас я везу их в музей. Сказочное, как я пообещал детям, место, до которого мы доезжаем за три станции и находим музей именно там, где и было обещано Интернетом-поисковиком. В пяти минутах ходьбы от станции ВДНХ.
— Ууу, — изумляется Андрей, а Лера прижимается к моей ноге. Перед восторгом у нее срабатывает испуг: обычная, как я предполагаю, реакция для ребенка ее возраста.
Я же строю кислую мину. Здесь, в музее «Ледниковый период», вместо впечатливших меня фотографий гигантских разноцветных сталактитов, свисающих прямо с потолка, я вижу обтянутые материей пирамидальные конструкции, создатели которых безуспешно пытались скрыть от зрителей спрятанные внутри обычные лампочки.
Да и весь музей напоминает старого шулера, которому не хватает даже обаяния, чтобы продавать свой обман со
Дети, тем не менее, в восторге. Уже через минуту они разбегаются по разным углам помещения, и я чувствую себя владельцем кроличьей фермы, откуда сбежали не два, а по меньшей мере две сотни кроликов.
— Лера! Андрей! — ношусь я по залу, распугивая немногочисленный сонный персонал — двух теток не первой молодости.
С детьми у меня всегда так. С самого рождения они были для меня чем-то вроде телевизионной схем, в которых я никогда ни черта не понимал. Я вспоминал свое детством и телемастера Колю, сухощавого двухметрового гиганта, который приходил в наш дом, когда переставал работать телевизор. Он уходил, а оживший за время его присутствия телевизор продолжал работать, и я с ужасом думал о том, каким надо быть чудовищем, чтобы сладить с этим жутким механизмом внутри телевизора.
Когда мы гуляли по парку втроем (Лера тогда еще не значилась даже в планах), мне казалось, что Наташа выгуливает нас двоих — Андрейку и меня. Когда я выкатывал коляску с дочкой на пешеходный переход, я был уверен, что лишь присутствие Наташи не позволяет машинам сбить нас. Я так и не узнал, что это такое — кормить ребенка с ложечки и не чувствовал, как рубашка намокает от теплой струи, бьющей из примостившегося у тебя на руках крошечного живого тельца. Мне даже не пришлось вспоминать элементарные и совершенно вылетевшие из головы математические истины — я ни разу не помогал Андрею готовить домашнее задание. Признаться, я до сих пор удивлен, что Наташа доверяет мне детей на целый день; с моей колокольни это выглядит непростительным притуплением материнского инстинкта.
— Андрей, Лера! — кричу я, и раскрыв руки, дергаюсь в разные стороны, как вратарь, пытающийся сбить с толку пенальтиста.
Но дети не слушаются. Веселятся, завидев медведей, волка и особенно — двух смеющихся скелетов и притихают только у инсталляции с тремя мамонтами: двумя большими и одним маленьким, с которого дочь не сводит испуганного взгляда. Переходят на осторожный шаг и перешептываются, увидев трон, над которым нависает куполообразный светильник с крестом наверху; что эта штука делает в палеонтолическим музее, я так и не понял. Сталактиты и сталагниты и в самом деле убоги и совсем не походят не те сверкающие кинжалы из Интернета.
— Ну что, поехали? — спрашиваю я и дети смотрят на меня умоляюще-тоскливо. Но потом, вспомнив, что больше ни на чью поддержку рассчитывать не могут, идут за мной. Лера — уже забыв о музее, а Андрей — чуть надув губы.
— Вам понравится, — выдаю я солидный аванс Старбаксу.
Мы едем в Старбакс на Краснопресненской набережной — самый дальний из возможных вариантов посещения американской кофейной. В Старбаксе дети еще ни разу не были, но Андрей, споря то ли со мной, то ли с Лерой, начинает доказывать, что в «Шоколаднице» готовят вкуснее.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я. — Чтобы сравнить, нужно хотя бы попробовать. Кстати, ты знаешь, что такое Маккиато со льдом и карамелью?
Взглянув на меня исподлобья, сын отрицательно мотает головой.
— А лимонно-маковый маффин? Тройной чизкейк? — не унимаюсь я, вспоминая подробности из найденного в интернете меню.
Тройной чизкейк достается как раз Андрейке, а Лерочке — шоколадный маффин, на недоеденную половину которого она смотрит с мольбой, явно мечтая о том, чтобы вторая половина десерта исчезла сама собой.