Утро звездочета
Шрифт:
— Вы как бабы, — констатирует Кривошапка, — только вот времени обсуждать ваши сплетни у меня точно нет. Можно подумать, тебя это больше интересует, чем ответ на вопрос, чем вызвано твое назначение и, между прочим, награждение государственной наградой. И, кстати, чего ради ты лежишь тут с головокружениями, межпозвоночной грыжей и пятимиллимитровым полипом в желчном пузыре. Сам-то слышал об этом своем диагнозе?
— Откуда ты…
— Слушай внимательно, — говорит Кривошапка тихим и цепким голосом. — Почему ты здесь, ты можешь не узнать, даже если займешь место Мостового и получишь государственную награду. Я же знаю это потому, что знаю про твой полип, о котором ты сам не в курсе. Устраивает тебя такое доказательство?
Я отвечаю хмурым молчанием.
— Отлично, —
— Тогда и меня придется…
— Безусловно. Только тебя пришьют прямо здесь. Ну, там, как обычно — перепутают ампулы, а в заключении напишут что-то очень почетное. «Несмотря на все усилия врачей, в результате последствий перенесенной травмы, несовместимой жизнью…». Как-то так. И все же я хочу, чтобы ты знал.
Нужно ли мне это знать, Кривошапка не спрашивает.
— Директор ФСБ, — переходит он еще на полтона ниже, — некоторое время назад получил письмо по электронной почте. Письмо необычное, а по содержанию — немыслимое. Автор не подписался, но потребовал от Бортникова немедленно уйти в отставку. В противном случае грозил действиями, которые поставят на уши всю страну. Ну, то есть, по сути дела, письмо — лоховская разводка, голимое гопничество. Если бы не одно «но». Письмо пришло на прямой и закрытый адрес Бортникова, известный только руководству страны и генералитету ФСБ. Стали проверять. Оказалось, письмо отправлено со служебного компьютера одного из очень больших эфэсбешных начальников, можно сказать, с компьютера одной из правых рук директора. Естественно, допросили. Конечно, он все отрицал, да и не было причин ему не верить. В момент отправки письма его не было в кабинете. Там вообще никого не было, в этом кабинете, кроме включенного компьютера. С тех пор все компьютеры в ФСБ работают только в присутствии хозяев. Я не врубился в эти тонкости, в конце концов, я не программист, но выглядело это так, будто компьютер сам по себе выполнял команды и отправлял письмо со своего адреса, а руководили им совсем из другого места. В общем, высший пилотаж хакерства, так я понимаю. И что совсем уж интересно, так это то, что скандальный взлом секретного, в общем, компьютера, не напугал руководство. Они решили, что имеют дело с правонарушением технологического характера, стали московских хакеров кошмарить. И прозевали момент, когда началась катастрофа. Следишь за мыслью? — спрашивает он, когда я уже готов вслух назвать происходящее бредом.
— Так вот, — продолжает он в ответ на мой кивок. — Они увлеклись обстоятельствами, в которых создавалось письмо, но игнорировали главное. Угрозу. А ее привели в действие. Подсказать, где и когда?
Я мотаю головой, но Кривошапка расшифровывает мой жест правильно — я понятия не имею, о чем это он.
— Карасин, — подсказывает он. — Первое звено цепной реакции. После этого остальные убийства были лишь вопросом времени. Хотя и это они профукали, а ведь обязаны были проанализировать… Кстати, будь готов к тому, что на новой должности сразу столкнешься с висяком, который никогда не раскроешь. Да, я об убийстве Карасина.
— Оно же вроде теперь раскрыто.
— Убийство Карасина будет выведено за пределы дела о звездочете, — говорит Кривошапка. — Скорее всего, его придется на кого-то повесить. Ну, на кого оно, с огромными натяжками, но все же налезет, — усмехается он. — Потому что…
Он снова оглядывается.
— Эфэсбешники, конечно, халтурщики редкостные. Понимаешь, убийство Карасина в принципе невозможно раскрыть. Нет, конечно, можно, но известных методик недостаточно. В общем, его убили — извини за детскую терминологию — по секретным методикам ФСБ. Соответственно, для остальных это выше понимания, в том числе и для профессионалов вроде нас. Но я сейчас не об этом, — поднимает он руку, словно пытаясь задержать мое внимание. — Я о том, что ФСБ обязано было понять, что имеет дело с собственными секретными разработками. Которые кто-то взял и применил,
— Дело-то мы расследовали, — напоминаю я.
— Что ты говоришь?! — иронично восклицает Кривошапка. — То есть, да, конечно, — теперь будто соглашается он. — Это так же естественно, как и то, что ФСБ было в курсе всего, начиная со дня убийства. Уже потом, когда всплыла эта машина с мигалкой — ну, ты слышал от Горбунова, — машина в дачном поселке, которой в дачном поселке не было. Вот тогда они встрепенулись. Только поезд уже ушел, вернее, пошел. О том, что это не шутка, им дали знать именно убийством Карасина. Намекнули использованием внутренних секретов. Остальных шлепали, не стараясь. Одного повесили, для других привлекли снайперов-асов.
Он замолкает, доставляя мне немало проблем. Самая большая из них состоит в том, что теперь мне надо говорить, а для этого нужно понять, какую игру он ведет.
— Я не понимаю, — говорю я, просто чтобы спровоцировать его на новый ход.
— Немного терпения, — спокоен и сосредоточен Кривошапка. — Достаточно быстро эфэсбешники спохватились. Катализатором стала машина с мигалкой, правда, поначалу подозревали халатность или подлог. Считали, что машина была неподалеку от места убийства Брауна, а датчики и камеры ошиблись, что, как сам понимаешь, говорит скорее о подлоге. Но тут подоспело третье убийство. Затем еще одно. В обоих случаях след машины со спецсигналом искали уже намеренно и не очень удивились, когда нашли. Ну и версия с внутренней махинацией отпала сама собой — слишком много у них механизмов регистрации машин, чтобы все они одновременно стали бы выдавать ложные данные. К тому времени серийные убийства знаменитостей уже стали основной версией, так что волей-неволей ФСБ пришло к исходному пункту. К убийству Карасина. Убийство, которое могли совершить считанные люди из ФСБ. Так цепочка сложилась окончательно. И началась она, как стало очевидно, даже не с убийства Карасина. С того самого письма Бортникову.
— Получается, — начинаю я, — Горбунов…
— …был прав, — перебивает Кривошапка, — когда утверждал, что кто-то пытается дискредитировать ФСБ фальшивыми машинами. Не сказал он одного.
— Что это делали сами эфэсбешники? — наступает моя очередь перебивать.
Кривошапка быстро справляется с волнением, но я срабатываю не хуже пресловутых датчиков в эфэсбешном гараже, успев засечь мелькнувшее в его глазах беспокойство. Я даже решаю перехватить инициативу, начать, если получится собственную игру.
Я выкладываю Кривошапке все, что знаю. Все, чем одарило меня мое озарение. Он слушает меня, не перебивая, но чем больше распутывается клубок моей версии — о собравшихся в бега утомленных народом правителях, — тем очевидней его прежняя уверенность в себе.
Я снова не угадал. Это настолько ясно, что мне начинает казаться, что я пересказываю кем-то рассказанный мне несмешной анекдот.
— Все? — спрашивает Кривошапка, когда я с горем пополам довожу свою гипотезу до конца.
— Две минуты, — вздыхает он, взглянув на часы. — Не успеем. Хотя нет, успеем.
И он рассказывает. Деловито, коротко формулируя вопросы и не добавляя лишних слов в ответах, словно читает биржевую сводку.
— ФСБ действительно причастно, — говорит он. — В этом ты прав. Но и только. Если коротко, это заговор. Только не высшего руководства, а скорее, против него. Кто? Несколько генералов ФСБ, которые одурели от полноты власти. Настолько, что решили собственными силами сменить руководителя организации. Как? Несложно. Для них, конечно. Для обладающих всеми ресурсами организации заговорщиков. Все они рассчитали и все понимали. Что шантаж Бортникова вызовет переполох, но не будет воспринят всерьез. Что убийства вызовут цепную паническую реакцию. А главное, что на ФСБ из кремлевских кабинетов будут смотреть по меньшей мере вопросительно. Что же вы, мол, ничего не предпринимаете? И вот когда уже готовы будут махнуть рукой, в этот момент и выйти на первый план, под свет прожекторов и все такое прочее. Заявить о своих условиях — уже не директору ФСБ, конечно. Руководству страны, у которого, по сути, других вариантов не остается.