Утром деньги, вечером пуля

Александрова Наталья Николаевна

Маруся – это особая статья, настоящая легенда нашей площадки. Она небольшая поджарая лайка, удивительно молчаливая и сдержанная. Хозяин у нее такой же – тихий, немногословный, небольшого роста, с обветренным лицом. Когда они появились на нашей площадке первый раз, случилась такая история.

Незадолго до этого на нашей площадке появился наглый мордатый парень явно криминального вида с чрезвычайно злобным, очень крупным питбулем. Его питбуль стал задираться с остальными собаками, а хозяин его только подзуживал. Питбуль здорово порвал одного ротвейлера, прокусил

ухо крупному датскому догу, ранил добермана.

Когда хозяину питбуля сказали, чтобы он приструнил своего монстра, тот покрыл всех отборным матом и заявил, что каждая собака должна уметь за себя постоять.

Скоро все собачники стали приходить на площадку только в его отсутствие, а завидев питбуля на горизонте, тут же уходили. В общем, обстановка сложилась очень напряженная.

И вот в этот тяжелый момент как раз и появилась в наших краях Маруся с хозяином.

Когда они пришли первый раз, кто-то поспешил предупредить Марусиного хозяина, чтобы не выпускал свою девочку на площадку, где как раз в это время гулял отмороженный питбуль.

– Он ее порвет! – предупредил доброхот, с жалостью взглянув на миниатюрную лайку. – Жалко собачку.

– Да нет, – спокойно отмахнулся Марусин хозяин, – она шустрая, увернется!

– Ну, мое дело предупредить, – вздохнул доброхот и потащил прочь своего ротвейлера.

А Маруся ровной неспешной походкой выбежала на середину площадки и поравнялась с питбулем. Тот, в своей обычной бандитской манере, без всякого предупреждения бросился на лайку, явно собираясь загрызть ее насмерть.

Собаки сцепились, поднялась пыль, из-за которой ничего не было видно, только доносилось злобное рычание, перемежающееся хрипом и визгом.

Все не успевшие уйти собачники стояли по периметру площадки, ожидая конца схватки. Впрочем, в ее исходе никто не сомневался, многие были уверены, что Маруся погибнет, и советовали ее хозяину растащить собак, пока не поздно.

Но тот держался невозмутимо. Так же, как и хозяин питбуля, который только посмеивался, одобрительно поглядывая на клубок собачьих тел посреди площадки.

Наконец драка завершилась, пыль улеглась… И все увидели валяющегося на земле окровавленного питбуля и невозмутимо оглядывающуюся по сторонам Марусю.

– Ты, козел, зачем со своей шавкой сюда притащился? – заорал хозяин питбуля, опомнившись. – Ее пристрелить надо! Она, наверное, бешеная! Ты мне ответишь за мою собаку!

Он уже угрожающе замахал пудовыми кулаками и стал надвигаться на противника.

Но Марусин хозяин тихо свистнул, Маруся тут же подбежала к нему и встала рядом, невозмутимо помахивая хвостом. Отморозок мигом затих и бросился к своему псу, чтобы отвезти его к ветеринару, пока еще не поздно.

А владелец ротвейлера уважительно спросил:

– Что это у вас за собака?

– Обыкновенная охотничья лайка, – отозвался Марусин хозяин. – Мы с ней в Сибири на медведя ходили…

После этого случая Марусю все очень зауважали, однако старались с ней на прогулке не сталкиваться. Она, конечно, собака сдержанная, но кто знает, что

ей взбредет в голову!

Вот и мы с Бонни срочно засобирались домой. Причем, что удивительно, Бонни тоже не возражал. Видимо, и на него сдержанный Марусин оскал производил впечатление.

Обратно мы шли по тем же улицам, однако на углу Малого проспекта и Девятой линии велись какие-то работы, асфальт был взломан, вокруг ямы копошились смуглые гастарбайтеры под руководством энергичного дядьки в аккуратной синей спецовке.

Когда мы шли на площадку, здесь еще все оставалось целым, а теперь пройти было нельзя, и нам пришлось отправиться в обход.

Там, куда мы свернули, стоял очень красивый дом конца позапрошлого, девятнадцатого, века. Розовый фасад покрывали лепные украшения и колонны, пухлые кариатиды поддерживали нарядные балконы. Я невольно замедлила шаг, любуясь архитектурным шедевром. Вдруг Бонни изо всех сил рванул меня вперед. Я пролетела несколько шагов, не удержалась на ногах и шлепнулась на тротуар, причем угодила в лужу.

Ну что за невезение! Ведь уже давно стоит сухая погода, всюду вокруг чистый тротуар – и только тут, где я приземлилась, оказалась единственная лужа в окрестностях!

– Бонни, скотина! – закричала я, с трудом поднимаясь на ноги. – Ты что, сдурел?

Бонни меня не слышал, он несся по улице за улепетывающим котом, волоча за собой поводок.

И в эту самую секунду у меня за спиной раздался оглушительный грохот.

Я повернулась и увидела в том месте, которое я только что миновала, расколовшийся на куски огромный каменный вазон. Запрокинув голову, я поняла, что он был частью архитектурного убранства дома, точнее – украшал один из балконов четвертого этажа, и только что сорвался, рухнув на тротуар…

Так что, если бы Бонни не дернул меня, этот вазон упал бы прямо мне на голову… Нетрудно представить, что случилось бы с моей головой после такого удара! Во всяком случае, живой бы я не осталась!..

Я снова повернулась и поглядела вслед Бонни.

Он нырнул в подворотню, преследуя кота.

Конечно, мне придется гоняться за ним по василеостровским дворам, но теперь я чувствовала не злость и раздражение, а благодарность. Ведь если бы не он, я сейчас лежала бы на асфальте с разбитой головой!

Кое-как отряхнув одежду, я похромала вслед за Бонни.

Навстречу мне попалась старушка очень приличного вида. Взглянув на меня, она прибавила шагу.

Я взглянула на себя ее глазами и невольно улыбнулась.

Конечно, я выглядела просто ужасно – перемазанная, в грязной куртке, да еще и колени расшибла, но я была жива!

Свернув в ту подворотню, куда перед тем скрылся Бонни, я оказалась в чистеньком, ухоженном дворе. Часть этого двора была заасфальтирована, посредине разбит небольшой сквер. В этом сквере имелись цветники, детская песочница, горка и даже нарядная карусель. Однако молодые мамы и бодрые бабушки с колясками теснились в стороне от этих благ цивилизации, поскольку в самой середине сквера происходила весьма драматическая сцена.