Увечный бог
Шрифт:
– Он не откупорил ни единой фляги?
Прыщ покачал головой: - Еще нет. Ему так же плохо, как любому из нас, сэр.
Добряк хмыкнул, поглядел на Фаредан Сорт.
– Крепче, чем я ожидал.
– Есть разные уровни отчаяния, - отозвалась она.
– Он еще не достиг крайнего. Но скоро... Вопрос в том, что будем делать тогда. Разоблачим его? Будем глядеть, как солдаты отрывают ему руки-ноги? Адъюнкт что-то подозревает?
– Мне нужно больше охраны, - сказал Прыщ.
– Поговорю с капитаном Скрипачом, - отозвался Добряк.
–
Прыщ нацарапал что-то на восковой табличке, прочел, удовлетворенно кивнул.
– Настоящий бунт зреет в тягловых командах. Нас убивает провиант. Конечно, пережевывая сухое мясо, мы получаем некие соки... но это не лучше, чем жевать бхедриньи выкидыши, пролежавшие десять дней под ярким солнцем.
Фаредан Сорт чуть не стошнило.
– Клянусь низом Стены, Прыщ! Нельзя придумать более приятный образ?
Прыщ поднял брови:- Но, Кулак, я придумывал этот целый день.
Добряк встал.
– Ночь будет плохая. Скольких еще мы потеряем? Уже шатаемся, как Т'лан Имассы.
– Хуже, чем на званом вечере у некроманта, - встрял Прыщ, заслужив новую гримасу от Фаредан Сорт. Бледно улыбнувшись в ответ, он вернулся к табличке.
– Следите за запасом Блистига, Прыщ.
– Прослежу, сэр.
Добряк покинул палатку. Одна из стенок вдруг просела.
– Меня складывают, - заметил Прыщ, вставая с табурета и разминая поясницу.
– Чувствую себя на тридцать лет старше.
– Живите с этим.
– До самой смерти, сэр.
Она помедлила во входе. Просела вторая стена.
– Вы мыслите не в том направлении, Прыщ. Есть путь. Должен быть.
Он поморщился: - Веру в Адюнкта ничем не затмишь, Кулак? Завидую вам.
– Не ждала, что вы так скоро сложитесь.
Он положил книгу в ящичек и поднял глаза: - Кулак, вскоре тягловая команда натянет канаты. Они откажутся тащить фургоны через пару шагов, и нам придется бросить провиант. Знаете, что это значит? Это значит, что мы сдаемся - у нас не будет пути. Кулак, Охотники готовы подписать себе смертный приговор. Вот с чем мне придется работать ночью. Мне прежде всего, пока вы не явитесь.
– Так помешайте!
Он тускло поглядел на нее.
– КАК?
Она заметила, что трясется.
– Охрана воды - вам хватит одних морпехов?
Взгляд Прыща стал острее. Он кивнул.
Сорт оставила его в падающей палатке и пошла сквозь просыпающийся лагерь. "Поговори с панцирниками, Скрип. Обещай, что сможешь. Я не готова сдаться. Я пережила Стену не чтобы сдохнуть в проклятой пустыне".
Блистиг пристально поглядел на Шельмезу, потом полный ненависти взгляд упал на хундрильских лошадей. Он ощущал в груди бушующий гнев. "Ты, сука - гляди, что ты делаешь с нами ради какой-то войны. Нам она не нужна". – Немедля забейте их, - приказал он.
Лицо его загорелось.
– Мы не можем тратить воду на лошадей!
– И не тратим, Кулак.
– То есть?
– Лошади пьют нашу долю. А мы пьем у лошадей.
Блистиг удивленно вытаращил глаза.
– Пьете их мочу?
– Нет, Кулак, пьем их кровь.
– Боги подлые. "Удивляться ли, что вы похожи на живых мертвецов?" – Он потер лицо, отвернулся. "Скажи правду, Блистиг. Только это тебе и осталось".– Вы уже сходили в конную атаку, - произнес он, смотря, как отряд тяжелой пехоты марширует в непонятном направлении.
– Другой не будет. Зачем вам кони?
Повернувшись, он увидел, что женщина побелела. "Правда. Никому она не нравится".– Пришло время суровых слов, - бросил он.
– С вами покончено. Вы потеряли вождя, за него старая баба, и притом беременная. У вас осталось так мало воинов, что не напугаешь и семейство собирателей ягод. Она позвала вас просто из жалости, неужели сама не видишь?
– Хватит, - рявкнул кто-то за спиной.
Он поглядел и увидел Хенават. Оскалил зубы: - Рад, что ты всё слышала. Нужно было. Забейте лошадей. Они бесполезны.
Женщина смотрела тусклыми глазами.
– Кулак Блистиг, пока ты прятался за чудесными стенами Арена, виканы Седьмой Армии сражались в битве за одну долину, и в той битве им пришлось атаковать живую стену врага, что стояла вверх по склону. Они победили, хотя казалось - не могли. Но как? Я тебе скажу. Шаманы выбрали одну лошадь и со слезами на глазах питались ее силой. Кода закончили, лошадь была мертва. Но невозможное было свершено, потому что Колтейн ожидал именно этого.
– Я прятался за гребаной стеной, да? Я был начальником гарнизона! Что я еще должен был делать?
– Адъюнкт приказала сохранить лошадей, и мы так сделаем, кулак, потому что она ожидает именно этого. Если возражаешь, неси жалобы Адъюнкту. А раз ты как кулак не отвечаешь за хундрилов, говорю прямо: тебе здесь не рады.
– Отлично. Иди и давись кровью. Я говорил из сочувствия, а в ответ услышал одни оскорбления.
– Я понимаю, зачем ты говорил такие слова, кулак Блистиг, - спокойно ответила Хенават.
Он встретил ее взгляд, не дрогнув. Пожал плечами.
– Болтай, болтай, потаскуха.
– Отвернулся и ушел.
Едва кулак оказался далеко, Шельмеза прерывисто вздохнула и подола к Хенават.
– Мать?
Та покачала головой: - Я в порядке, Шельмеза. Кулака Блистига терзает жажда. Вот и всё.
– Он сказал "с нами покончено". Не хочу, чтобы меня жалели! Никто! Хундрилы...
– Адъюнкт верит, что мы еще имеем ценность, и так же думаю я. Что ж, прильнем к сосцам. У нас есть корм?
Шельмеза заставили себя успокоиться. Кивнула.
– Даже больше чем нужно.
– Хорошо. А вода?