Увертюра ветра
Шрифт:
Изгибающееся, выгибающееся и переплетающееся с ним воедино...
Негромкий и слабый, будто надломленный, голос Камелия, прозвучавший тогда, когда я уже перестал его ждать, заставил вздрогнуть.
– Я все время думаю о том, что вы мне сказали... о жестокости и преступности милосердия... думаю, и мне кажется... Разве это не то же, что меньшее зло? А разве меньшее зло - это правильно?
Я молчал, удивленный, пораженный ее вопросом... и не зная, чем на него ответить. Потом усмехнулся, уставившись в огонь и далекое небо, сгорающее во всполохах пламени.
...Ночь обнимала нас, пряча от черноты вокруг и от подбирающегося на мягких лапах зла. Ее косы пахли не свежестью древесной коры и прошлогодних листьев, а жаром костра, позабытым домом, а глаза смеялись из небесной выси, прячущейся среди сомкнувшихся крон.
Нэльвё, посмеявшись над моими опасениями, предложил побыть часовым первую половину ночи - и растаял где-то в переплетении шепчущих, качающихся на ветру ветвей. По-хорошему я должен был устроиться поудобнее и попробовать задремать, вырвав у предначертанного хотя бы несколько часов отдыха. Но сон все не шел, и я просто сидел, не думая ни о чем - просто смотря в огонь, пока не пришла такая же встрепанная и лишенная сна Камелия.
– Меньшее зло, оправданная жестокость...
– негромко начал я спустя пару минут.
– Я бы хотел сказать, что нет никакого меньшего зла, но это было бы ложью. Да, Камелия, это действительно "меньшее зло". Его не должно быть, как не должно быть всякого, не только "меньшего", зла, и не было прежде. Но все изменилось, Камелия.
– А когда - не было?
Я невольно улыбнулся, только улыбка вышла немного грустной.
– Давно, Камелия... очень давно. Тогда, когда время шло иначе, не торопясь. Тысячелетия длились, как один день, вечно юный и прекрасный. Тогда, когда мы действительно были бессмертными. Один из тех, кого вы называете мудрецами, когда-то сказал, что "боги бессмертны и блаженны". Мы были в ту пору такими безмятежными богами, не знавшими зла и жестокости.
– И... что случилось потом? Почему все стало так, как сейчас?
"Почему?". Я тихо усмехнулся. Помолчал, все глядя в огонь, не сводя с него взгляда ни на мгновение, и в этом пламени, светлом и ясном, мне вдруг привиделось другое. Яростное и безжалостное, черно-красное, сжегшую Северу в пламени раздоров и войн, первого греха - и обрушившееся на нас кошмаром Тысячелетней ночи.
– У нас есть присказка, которой заканчиваются почти все старинные баллады и предания, - вдруг сказал я, когда она уже отчаялась дождаться ответа. Сказал, зная, что то, что она услышит, ей не понравится.
– "Ess l'Line doerry".
И, помедлив, повторил на северском:
– "А потом пришли люди".
Камелия, подавшаяся было ко мне, отшатнулась.
– Но ведь... разве это правда? Разве может кто-то измениться не сам, а...
Она растерянно замолчала, не зная, что сказать: такая по-детски расстерянная и расстроенная, как если бы я неосторожно сказал что-то, разбившее все, во что она верила прежде.
– Конечно, не виноваты, - улыбнулся я и безжалостно разжал пальцы. Палочка, которой я прежде ворошил угли, упала в них, взвив рой обжигающе-ярких искр. На мгновение пламя, робко и пугливо, но тут же прянуло ввысь, еще жарче и сильнее, чем прежде.
– Но с этого все началось.
Я поднялся. Повел затекшими плечами, шеей и подал странно задумчивой, притихшей девушке руку.
– Пойдемте, Камелия. Вам пора отходить ко сну, а мне - сменять Нэльвё.
– Мне кажется, я нипочем сейчас не усну, - тихо пожаловалась она, вставая и зябко кутаясь в одеяло, как в шаль. Я только улыбнулся на ее робкое признание, потому что тоже ни за что не смог бы уснуть. Мной владело непонятное волнение, предвкушение и ожидание, смешанное с нетерпением. Хотелось броситься в ночь прямо сейчас, ничего не объясняя тем, кто почему-то счел, что им со мной по пути. Не друзьям, не врагам - смутным теням, бродящим впотьмах, не видя дороги. Теням, тянущим назад тогда, когда я не могу, не имею права остановиться.
Я тряхнул головой, отгоняя навязчивые и странно чуждые, как будто принадлежащие не мне, мысли, и ускорил шаг, направившись туда, где меня ждал скучающий Нэльвё. Во всем теле разлилась легкость - такая, что, казалось, что следующий шаг будет уже не по мягко пружинящей под ногами земле, а по звенящему от ночной свежести воздуху.
– Чтоб тебе!
– беззлобно ругнулся Нэльвё, загоняя только что выскользнувший меч, от короткого и жестокого удара которого я едва увернулся, обратно в ножны.
– Жить надоело, что подкрадываешься со спины?!
– Я не думал, что смогу застать тебя врасплох.
Недоумения в моем голосе было едва ли не больше, чем у него самого. И он поверил.
Нэльвё ушел от лагеря более чем за сто шагов. И это неожиданно оказалось мне на руку: проще будет незаметно уйти, растворившись в молчаливой музыке ночи.
– Оставить меч?
– коротко спросил бессмертный. Таким - не вдающимся в дурацкие вопросы, действующим и говорящим только по делу - он мне нравился больше
Я покачал головой. И, не удержавшись, шутливо добавил:
– Поранюсь еще.
– Все настолько плохо?
– Нэльвё иронично приподнял бровь.
– Не поверю, что ты не владеешь мечом от слова "совсем".
– Владею - слишком громкое слово. Основные приемы знаю, тактики - тоже, - пожал плечами я.
– Парировать пару ударов я, конечно, смогу, но не более. Поэтому лучше не дразнить судьбу, а убираться подальше, с мечом или без. Или прибегнуть к тому, что я действительно умею.
– К волшебству, - с усмешкой "подсказал" Нэльвё.
– В точку.
Отрекшийся шутливо отсалютовал и, развернувшись, быстро зашагал к костру.
Сердце пропустил удар, замерев в предвкушении. Легкость пьянила сильнее крепленого вина. Я знал, что нужно выждать, пока Нэльвё не дойдет до нашего маленького лагеря и, всласть напрепиравшись с Камелией, не отправится спать. Знал, но едва мог заставить себя не сорваться с места, чувствуя, как время, отмеренное мне, уходит безвозвратно.
За неимением другого ориентира, я отсчитывал удары сердца. Но оно постоянно сбивалось с ритма, и в конце концов я оставил эти попытки. Мне начиналось казаться, что прошла уже целая вечность, и что Час Волка, изменчивый и опасный, давно вступил в свои права. Еще немного - и край неба озарится золотом нового дня, сжигая мой путь в черном пламени невозвращения.