Увидеть Хозяина
Шрифт:
– Оттуда несло подвальным духом. Я и подумал, что там вход.
Вам это что-нибудь объясняет?
Наверняка за сотни лет существования этих мельниц находились любопытные, готовые заглянуть в их прогнившие двери. Наверняка далеко не все удовлетворялись общим видом затхлых внутренностей мельницы. Наверняка кто-нибудь, как и мы в то утро, спускался по ветхим лестницам, отдергивал пыльный занавес и через вереницу пустых, затянутых паутиной и освещенных мертвым светом «вечных» газовых ламп комнат вступал в узкий, чуть более метра в ширину, бетонированный коридор, уходящий все дальше и дальше и сворачивающий под прямым углом примерно каждые двадцать метров: два раза направо, два
В одном месте пришлось переступать через насквозь ржавый, лежащий на боку пулемет вроде тех, что устанавливают на танках – без станины и кабелей, но заваленный истлевшими пустыми лентами и окисленными до зелени грудами гильз. В другом – в углу, на повороте, на очередном переходе от жары к холоду громоздилась очень подозрительная груда тряпья, ни трогать, ни даже рассматривать которую не было никакого желания. В двух местах прямо посредине очередного двадцатиметрового коридора зияли ничем не прикрытые молчаливые квадратные колодцы, дна которых при тусклом голубом свете «вечных» ламп видно не было.
Сейчас, впрочем, это бесконечное шествие по узкому, душному, неприятному коридору мне представляется очень недолгим. Правда, времени с тех пор прошло много, и более поздние впечатления как бы сгладили воспоминания об этом марше. Первым шел Ланселот, за ним Дик, и за широкой спиной Дика мне опять не так уж много было видно. За мной шагал Като, а Святослав, покрытый доспехами, замыкал. Шаги наши, такие разные, гулко метались под низким бетонным потолком, и, если надо было перекинуться словом, приходилось всем останавливаться. Мы считали повороты: мы сделали их больше ста двадцати, на каждые сто метров линейного расстояния проходя сто восемьдесят по извивающемуся коридору и делая девять поворотов.
И вдруг все кончилось. За очередным поворотом коридора больше не было. Ланселот только на секунду высунулся – и тут же отшатнулся, впереди загремело, из бетона вылетел сноп красных искр.
Мы отступили на несколько метров, Ланселот припал на колено, поддерживая левой рукой правую, с надетым на нее оружием – поза, которую я раньше только в кино видел: так в голливудских фильмах приседают за приоткрытыми дверцами своих машин полицейские, попавшие в засаду. Я смог разглядеть Ланселота потому, что Дик тоже опустился, выдвинув ствол своего плазмогана над плечом нашего разведчика.
Прошло, наверное, полминуты. Стрельба не возобновлялась.
– Это автоматический огонь? – спросил я.
– Нет, там были анги, – не поворачиваясь, скороговоркой ответил Ланселот. – Слева стена. Справа большое пространство, и там анги. Минимум десять. У них тяжелые излучатели. Сюда не идут. Наверное, ждут, что мы высунемся.
Я стал протискиваться вперед.
– Ну, тогда надо высунуться, – сказал я Дику, придерживая его за плечи, чтобы аккуратнее протолкнуться мимо него.
– Ты что? – испугался Лестер.
Ланселот прижался к правой стене сам, продолжая правой рукой направлять в сторону выхода свое оружие.
– Ким прав, – шепотом сказал он Дику, на секунду повернув к нему голову. – Анги так же внушаемы, как и люди. Приготовься, дружище. Он выходит, я выбегаю слева от него, ты справа. Като, князь, готовы?
«Здесь никого
Нож я, тем не менее, на всякий случай вытащил, уж не знаю зачем.
Три прыжка вперед. Сзади тяжелый топот Дика. Шагов Ланселота, как обычно, почти не слышно.
Свет в этом обширном то ли холле, то ли ангаре был чуть тусклее, чем в коридоре, но я их ясно увидел.
Впервые увидел.
Они были как мы. Как люди. Только у них были очень большие, заостренные уши. На них была одежда, я не рассмотрел, какая. Да, у них было оружие, но они и правда не стали стрелять. Я все никак не мог поверить, что такая простая вещь – просто повторять что-то про себя – может работать. Да еще так работать. Я просто не понимал еще, что такое психократия. Правда, я не понимаю этого и сейчас, но сейчас я по крайней мере уже твердо знаю, что психократия работает. В моем случае – работает всегда, когда я этого хочу. А когда я выбегал под ту страшную пальбу, которую я только что слышал и даже видел, мне очень, очень хотелось, чтобы психократия работала.
Они отходили. При слове «гоблин» мне представлялось что-то неуклюжее и кривоногое. Нет, они были гибкие и довольно стройные – быстрые, сильные, очень опасные с виду. Но они отходили. И тут я сделал ошибку. Я перестал повторять про себя, что здесь никого нет, я только твердил, что им страшно, очень страшно.
Только тут мне в нос ударила еще худшая затхлость, чем там, в коридоре. Наверное, это пахли они. Я отвлекся. «Вам страшно, очень страшно».
Да, страшно им было. Но они опять подняли оружие – тяжелые, толстые стволы. Они видели нас.
Ланселоту было тяжело, потому что он должен был оказаться слева от меня, а Дик был не очень быстр. Тем не менее первым выстрелил именно он. Я впервые услышал, как звучит выстрел из его плазмогана. Точнее, я почувствовал, как он звучит: меня будто шлепнуло по правому уху, и одна из гибких, страшных фигур там, впереди, рывком отлетела назад, в брызгах каких-то красных искр выбрасывая вверх длинные, сильные ноги. И тогда слева – раз! два! Три! – ударил пистолет Ланселота. Четыре! Пять! Еще одна из фигур покатилась по черному, блестящему – полированный камень? – полу. Кто-то из них все-таки выстрелил нам навстречу, мне в лицо как будто дунуло из доменной печи (совсем как тогда, после второго курса, когда на практике я ездил на металлургический комбинат и, когда после смены за системой управления печами мы вышли в цех, мастер показывал, как идет розлив чугуна), но это было мимо, потому что я уже, спохватившись, думал, что они никого не видят, и что им очень, очень страшно. Лестер выстрелил еще раз. И только тогда они побежали, оставив три распростертых тела на полу и почти сразу скрывшись из виду. Там, впереди, было много разных кривых ходов и открытых дверей. Мы шли вперед, а три простертых тела шевелились и вставали. Мне казалось, такими выстрелами можно было свалить слона. А они вставали. Я был очень занят повторением своей мысленной считалочки. И только Ланселот крикнул, поворачиваясь к тем двоим, что замыкали наш строй:
– Теперь вы! Сталью! Их надо острой, холодной сталью!
Мы были уже близко. Я уже видел их лица. Очень неприятные и странные лица. Анги – я только что снова вспомнил, как называются эти существа – выглядели, как очень смуглые люди со странно заостренными подбородками и очень большими острыми ушами. Ну да, главное-то отличие было в глазах. Глаза у них были красного цвета и светились.
Из-за спины у меня кошачьим прыжком вылетел Куниэда, и оба меча его тускло сверкнули в свете ламп. С другой стороны длинным бледным лезвием шумно взмахнул Святослав.