Увидеть свет

Зарин Ярослав

Рик попрощался, и Доминик сделал чай, но не смог его выпить — такого не случалось с ним вот уже девять лет, с момента когда его скоропалительный брак развалился, не оставив сожалений. Правда, в тот раз извечный ритуал прервала Мадлен, предложив закончить отношения как можно скорее. Теперь всё было по-другому — Домиником овладевали такие чувства и эмоции, которых он в себе раньше не знал.

Мир вокруг стремительно менялся, так ужасающе быстро, что за ним невозможно успеть.

Вот он уже и в новой реальности.

***

Вечером

Доминик снова обратился к лэптопу. Вовсе не затем, чтобы полюбоваться на фотографии — ему нужно было написать агенту, однако он не смог побороть соблазн. Было бы так просто распечатать снимки, чтобы потом тщательно запечатлеть на холсте хотя бы малую часть этой чудовищно непостижимой красоты. Но он сдержал себя. В его мирах никогда не было убийства и смерти. Точнее, их не в силах был обнаружить тот, кто не знал мыслей автора.

Всякий раз изображая гибель через ряд аллегорических символов, Доминик не мог позволить себе включить в творчество элементы чужого кода. А здесь, на этих фотографиях, он видел именно их.

«Признают ли его безумцем?» — спросил он себя и тут же вспомнил Эдгара. Тот был полноват, но приятен собой, округлое лицо, обрамлённое светлыми волосами, всегда казалось немного загоревшим. Эдгар смешно поправлял очки и улыбался хитроватой улыбкой, которую Рик обожал. За этой благодушной внешностью, как за искусственным фасадом, скрывался чёткий, ясный разум психиатра, который имел внушительную практику и с удовольствием копался в психике отъявленных мерзавцев и садистов.

Эдгар узрит этого человека, воссоздаст его душу и прочтёт, как открытую книгу.

Доминик качнул головой, снова бросая взгляд на экран. Внезапно разгневавшись, он закрыл фотографию. Нет! Он не мог принять этого, даже сознавая красоту, которая была для него свидетельством божественности, он не мог принять такого обращения с жизнью.

«Это мерзко», — подвёл он черту и тут же начал строчить мейл для агента. Преступление словно бы выветрилось из мыслей.

***

Вечер среды Доминик всегда посвящал друзьям. Они встречались в одном из ресторанчиков, заказывали что-нибудь лёгкое и болтали. Если бы не эта традиция, он бы вообще почти не выходил из дома — общительность никогда не была его коньком.

На этот раз Рик и Эдгар разговаривали о деле, которое полностью завладело их фантазией. Часто Доминику приходилось только изображать внимание, но сейчас он действительно проникся разговором.

— Без сомнения, этот человек ненормален, — рассуждал Эдгар. — Но это не душевное расстройство, это не болезнь. Это иная структура психики.

— То есть он психопат? — усмехнулся Рик. — Ну это же было ясно.

— Ты слишком плохо в этом разбираешься, чтобы тебе было что-нибудь ясно, — парировал Эдгар. — Но да, я считаю, что это психопат. И более того! Мы вряд ли найдём его.

— Думаешь? — Рик хмыкнул. — А мне вот кажется, что всплывут подробности. Да и не верю я, что это его первое убийство.

— Для первого, и правда,

мрачновато, — хохотнул Эдгар. — Да и начинают они относительно рано, так что не хотелось бы мне знать, что это первое убийство, а наш маньяк — мальчик лет этак пятнадцати. Ты только представь, на что он станет способен после!

— А может, он выплёскивал свои фантазии на живописные полотна, — Рик отрезал кусочек отбивной и положил её в рот.

— Ты всё время пытаешься убедить меня, что мы имеем дело с художником, — Эдгар разочарованно пожал плечами. — Не выглядит, как состоятельная версия.

— А ты что скажешь? — Рик неожиданно повернулся. Он нуждался в поддержке, и, как обычно, некому больше было выступить этаким экспертом.

— Полагаю, что у него своеобразное понятие о красоте, но это не значит, что он занимается какой-либо творческой деятельностью, — Доминик отпил вина, лишь чтобы немного спрятать смятение. Ему почему-то не понравилось рассуждать о личности маньяка, хотя до этого разговор казался весьма занимательным.

— А может быть, он любитель порядка, — заметил Эдгар. — Вспомни, как он всё разложил.

— Это была художественная композиция.

— Всего лишь упорядочивание того, что имеется в каждом человеческом теле. Он некрофил, но не художник.

— Он творец!

Беседа едва не превратилась в перепалку, но подошла официантка с давно заказанным десертом. Теперь все слишком увлеклись едой, и воцарилась тишина. А Доминик жевал пирожное, не ощущая никакого вкуса. Чересчур сильно резанула его последняя фраза.

Мог ли зваться творцом тот, кто отнимал жизнь?.. Могла ли отнятая жизнь считаться творением?..

***

Уже ночью, когда он поправлял подушки, прежде чем ложиться спать — ещё один маленький и безобидный ритуал — волнение, владевшее им, помешало привычно расслабиться. Он чрезмерно сильно вцепляется в наволочки.

Никогда прежде реальный мир не занимал его сильнее картин, не дарил ему эмоции завлекательнее и тревожнее. Он не мог сказать, что испытывал от написания полотен эйфорию, нет. Скорее, то было выливание на холст страхов и переживаний. Но такая бурная ментальная жизнь была ему по вкусу, да и приключалась она лишь в воображении. Обычно его ничто не беспокоило.

Собственно, разве не его глубокая бесчувственность в настоящей жизни отвратила от него чуткую и любящую женщину, которую угораздило оказаться его женой?..

Снова вернувшись мыслями к давно похороненному браку — второй раз за эту неделю — Доминик понял, что с ним происходит что-то странное. Он не любил нырять в прошлое. Когда десять лет назад они скоропалительно поженились, никто из них не задумывался о долгом браке. Да что там, они даже не взяли двойной фамилии, будто это стало бы лишними оковами для тех, кто не собирается прожить вместе до старости. Через год корабль любви дал течь и пошёл ко дну, они развелись, и Доминик не вспоминал о Мадлен. И вот второй раз за неделю?!